Короче говоря, я поступил, и я был, наверное, самым бедным студентом во ВГИКе, потому что всем остальным родители регулярно что-то присылали. А я полтора года не получал стипендию потому, что не сдал экзамен по немецкому языку – из-за собственной честности и цельности. Иногда я даже не знал, буду ли я сегодня что-нибудь есть. Ребята мне порой что-то покупали, но мне было стыдно сидеть у них на шее, и я постоянно испытывал жуткое чувство голода.

Не было у меня и лишней одежды. Помню, как Карим (он сейчас в Казахстане живет) давал мне на танцы ботинки, Саша Стефанович одалживал свои брюки, еще кто-то давал рубашку. Конечно, было очень тяжело.

В институте я, прямо скажем, вел себя достаточно своеобразно. Ходил с длинными волосами – то ли демонстрировал свою независимость, то ли от комплексов. Упомянутое же выше жуткое чувство голода я запомнил на всю жизнь.

В общежитии я не мог есть в буфете (как и на флоте, у меня вызывала отвращение столовская еда), мне казалось это унизительным. Мама моя замечательно готовила – жарила картошку с корочкой, с луком, котлеты делала просто потрясающе. Только в Финляндии мне впоследствии попались такие котлеты, хорошие, а не какие-то разваливающиеся… В общежитии же ВГИКа был лишь буфет, покупать что-либо в магазине и готовить – это совсем другие деньги, да и холодильника не имелось. Я помню те чудовищные сардельки, которые варились в течение всего дня, уже не в воде, а в сплошном жире, перепревшие, жутко пахнущие, несъедобные… А есть хотелось все равно.

Сережа Соловьев учился на третьем или четвертом курсе и мне покровительствовал. Он делал тогда диплом для Кати Васильевой, своей будущей жены. И в общежитии ВГИКа собиралась команда бойцов – Эдик Володарский, Динара Асанова, Володя Акимов (Сережины друзья), сам Сережа и Катя. Они пили водку со страшной силой. А я, прошедший Северный военно-морской флот, пьянки на дух не переносил. Закуска изо дня в день была одна и та же – огромная сковорода картошки и маленькая баночка соуса «Южного» (тогда он только появился – аналог нынешнего кетчупа). Поливали этим соусом картошку, и получалось вроде бы блюдо кавказской кухни. Каждый день ели картошку… Хотя ведь все они уже что-то зарабатывали, бывали в доме у Сережи, чья мама была достаточно состоятельным человеком, работала заместителем директора успешного ресторана в Петербурге, на Екатерининском канале…

Начиная со второго курса, я начал подрабатывать. Чертил, рисовал. Даже создавал заставочки, виньеточки в стиле Леона Бакста для журнала «Шахматы в СССР» (я был знаком с его главным редактором). За это платили копейки, но все-таки я уже не голодал. Потом у меня появилась своя камера, и я стал делать репортажи для «Московского комсомольца» – им понравилось, как я снимаю. Потом я начал снимать и для газеты «Советская культура». Например, я сделал им репортаж со съемок «Дворянского гнезда» Андрея Кончаловского. Это было потрясающе…

Курсе на третьем-четвертом, когда выяснилось, что я хорошо фотографирую, у меня стали брать снимки для каких-то обложек. Я начал снимать для журнала «Театр» и для «Советского экрана». Для «Театра» даже придумал сам тему – шесть спектаклей Шекспира, которые шли в Петербурге и в Москве. Начал я с московского Театра на Таганке – с «Гамлета» с Высоцким… Тогда в Театр на Таганке попасть было просто невозможно. Но я уже был знаком не только с Высоцким, и круги знакомств расширялись, будто расходились по воде…