Эта угроза настолько потрясла молодого человека, что он побелел — сделавшись еще бледнее, чем это было свойственно ему от природы. Однако Кэролайн на этом не закончила:
— Думаешь, я не знаю, кем меня считают и ты, и твои братья — да-да, и твой дурень-отец? Знаю. Считаете, что я в маразме. Считаете, будто я уже ни на что не гожусь. Так вот нет! — Она ударила себя в грудь кулаком, словно демонстрируя физическую несокрушимость. — И мозгов у меня останется больше, чем у вас всех, вместе взятых, было от рождения, даже тогда, когда вы солнечным деньком положите меня на стол в гостиной!
— Но, бабушка…
— Помолчи. Ты — тощенький прутик, а не юноша. Да если бы не мои деньги, вышел бы из тебя кто-нибудь получше, чем помощник брадобрея где-нибудь в Бронксе? Покажи свои руки. Тьфу! Руки, годные только для бритья… И ты осмеливаешься грубить мне — мне, когда за мной волочились три графа и один самый что ни на есть настоящий герцог, уж не говоря о полудюжине папских наместников, которые меня осаждали от самого Рима до самого Нью-Йорка. — Кэролайн умолкла и, переведя дух, велела: — Стань прямо и дыши!
Молодой человек послушно выдохнул. Тут дверь как раз отворилась и в лавку ворвался средних лет господин, шляпа и пальто которого были отделаны мехом, но, сверх того, казалось, что тем же мехом отделаны его верхняя губа и подбородок.
— Наконец-то! — воскликнул он. — Искал вас по всему городу. Звонил вам домой, и ваш секретарь сказал, что вы, кажется, отправились в книжную лавку «Мунлайт…»
Кэролайн раздраженно его прервала:
— Я вас наняла, чтобы выслушивать ваши мемории? Вы мой гувернер или мой брокер?
— Ваш брокер, — признался отделанный мехом господин, несколько опешив. — Прошу прощения. Я насчет тех акций фонографической компании. Могу продать их по сто пять.
— Так продавайте!
— Очень хорошо. Но я думал, что лучше…
— Идите и продавайте. Я беседую с внуком.
— Очень хорошо. Я…
— Всего доброго.
— Всего доброго, мадам.
Отделанный мехом господин слегка поклонился и не без оторопи покинул лавку.
— Что касается тебя, — Кэролайн повернулась к внуку, — стой где стоишь и помалкивай.
Она окинула Мерлина взглядом с ног до головы уже без неприязни. Потом улыбнулась, и он понял, что тоже улыбается. Оба вдруг залились дребезжащим, непроизвольно вырвавшимся хихиканьем. Кэролайн ухватила Мерлина за руку и потащила его за собой в другой конец лавки. Там они остановились друг напротив друга и дали волю затяжному приступу старческого веселья.
— Только так, — со злорадным торжеством еле выговорила Кэролайн. — Старичью вроде меня только одно доставляет радость: чувство, что ты способна заставить окружающих плясать вокруг тебя на задних лапках. Быть старой и богатой, имея нищих наследников, почти так же приятно, что быть молодой и красивой в окружении сестер-дурнушек.
— Да уж, — хохотнул Мерлин. — Понимаю. Завидую вам.
Кэролайн кивнула, прищурившись:
— В последний раз, когда я была здесь, сорок лет тому назад, вы были молодым человеком и очень расположены повеселиться.
— Верно, — сознался Мерлин.
— Мой визит, должно быть, много для вас значил.