Голос, наконец, вернулся к нему, и он заговорил:
– Вы за это ответите, ты и это ублюдочное лесбийское создание.
Шеппард улыбнулся своей кривоватой улыбкой.
– Когда мы поймаем Эббота, никого не будет волновать, как мы это сделали.
– Когда вы его поймаете. Когда. И если.
– Это чистая формальность, – Шеппард ткнул большим пальцем в сторону спальни. – И эта сломленная личность помогла заманить его в ловушку. Сказала ему, что горизонт чист, и он может возвращаться хотя сейчас.
– Что сказала?
– Что он может возвращаться хотя сейчас.
Смит вдруг рассмеялся.
– Ты мне не веришь? Смейся сколько хочешь.
Шеппард включил портативное записывающее устройство и перемотал разговор Джоан с Эбботом.
– Потрясающе, – сказал Смит. – Просто потрясающе. Я бы никогда в это не поверил.
И снова засмеялся. Затем он увидел Джоан, стоящую в дверях спальни и смотрящую на него.
В такси по дороге домой на Куинз Гейт она, казалось, онемела. Фрэнк решил, что она еще не отошла от шока и продолжал обнимать ее одной рукой. Спустя некоторое время она немного оправилась и даже улыбалась ему.
Затем Джоан спросила:
– Над чем ты смеялся тогда в квартире?
– Я вспомнил одну смешную историю.
– Смешную историю?
– Очень смешную. Она бы убила Шеппарда. Он бы просто сдох от смеха.
Она выпрямилась и посмотрела на него.
– Ты что-то знаешь, не так ли?
– Я знаю смешную историю. Про ОСАР.
– Про что?
– Отдел Спецопераций Английской Разведки. Во время войны я помогал им организовывав высылку летчиков союзников, сбитых в оккупированной Франции. Мы перевозили их из одного безопасного укрытия в другое к швейцарской или испанской границе. Иногда гестапо удавалось узнать об одном из этих укрытой, и они сидели там и ждали следующую партию офицеров.
– Что-то эта история не кажется мне смешной.
– Чтобы защитить их, мы придумали восхитительно простой шифр. И ты только что сказала нечто прямо противоположное тому, что имела в виду.
– Я не понимаю.
– Сейчас поймешь. Я приведу пример. Каждый раз, перед тем как приблизиться к очередному укрытию, нужно было позвонить и, прикинувшись старым другом, спросить, можно ли прийти. И если человек на другом конце провода говорил: "Конечно, приходи хотя сейчас", или нечто подобное, то это означало, что там, втянув голову в плечи, сидит гестапо.
После долгого молчания Смит спросил:
– Теперь тебе эта история кажется смешной?
– Ричард, – ответила она, – не был на войне. Он тогда был ребенком.
– Я знаю, но я-то был. В этом-то и вся соль. Я рассказывал ему об этом шифре.
Эббот не знал, как это все началось. Возможно, кто-то сказал что-то, что не понравилось кому-то третьему. Так это обычно и начинается. Дорис ушла, да он и сам уже тоже собирался идти, когда бар вдруг взорвался. В центре всего была толпа Хаки МакТаклзов, создающих эффект водоворота. Они засасывали всех в воронку насилия.
Эббот пробирался к двери. Меньше всего он хотел оказаться замешанным в драку или нечто подобное, что привлекло бы внимание полиции.
Он осторожно обходил вокруг бурлящей толпы, не обращая внимания на периодические случайные удары, включая и тот, который попал ему прямо в челюсть. Он почти уже добрался до двери, как вдруг в него врезался один из дерущихся, ослепленный кровью, текшей из порезов на лице, из которых торчали осколки разбитого стакана. Эббот оттолкнул его, но тот споткнулся и, падая, схватился за него и утащил его за собой.