Филиппа была девушкой с лошадиной внешностью, всегда говорившей только про охотничьи вечеринки, охоту на лис и скачки пойнт-ту-пойнт. (Элис не была уверена в том, что такое пойнт-ту-пойнт, но не хотела вопросом выказывать свое невежество.) Второй интересующей ее областью были мужчины, которых она преследовала с такой же безжалостностью, с какой охотилась на лис.

Элис она не нравилась, но по доброте душевной она пригласила ее к себе, зная, что Филиппа переживала последствия неудачного романа – последний молодой человек ее бросил (если верить злобным слухам, ходящим по конторе, ради какой-то распутной женщины).

Элис только поставила на плиту чайник для кофе, как в дверь позвонили. Она вздохнула, начиная сожалеть о приглашении.

Снова раздался звонок. И вот он уже верещал не переставая.

– Да иду я, – раздраженно крикнула Элис, входя в крошечную прихожую, размером едва ли превосходящую стенной шкаф.

– Да что же это, в самом деле, – в сердцах сказала она, рывком открывая дверь.

На пороге, прислонясь к дверному звонку, стоял с закрытыми глазами мертвенно бледный и тяжело дышащий Ричард Эббот. С его левого рукава на коврик капала кровь. Он почти упал на нее.

– Ричард, – позвала она. – Ричард...

Он открыл глаза.

– Могу я... немного отдохнуть?

Он покачнулся.

– Голова кружится, – сказал он.

Она обняла его и, осторожно поддерживая, повела в гостиную.

"Он испачкал мою белоснежно чистую блузку", – пришла неуместная мысль. Она была сбита с толку и немного испугана, и поэтому не могла контролировать свои мысли и чувства. Но в глубине души она была счастлива. Это была единственная положительная эмоция, которую она практически мгновенно могла вычленить из бури чувств ее обуревавших. Была счастлива и знала это. Девушка чувствовала, что любовь, которую она старалась погасить в себе на протяжении двух лет, поднималась, как восходящее солнце, наполняя ее теплотой и нежностью, причиняя ей пока тихую боль, и была готова кричать от счастья. "Кричать будешь потом", – сказала она себе.

Она усадила Ричарда в кресло, и Эббот, откинувшись на спинку, снова закрыл глаза. Его дыхание стало легче, и лицо было уже не таким бледным, но внезапно его начала бить дрожь.

Элис принесла яркий мохеровый плед, подарок матери на Рождество, и накинула ему на плечи. Затем вспомнила про кипящий на кухне чайник, побежала на кухню и сделала горячий лимонный напиток, положив побольше сахара и плеснув немного виски.

– Вот, виски с лимоном.

Он сделал глоток.

– Как ты себя чувствуешь?

– Намного лучше.

– Что произошло?

– Попал в драку. С футбольными болельщиками.

– Когда допьешь, мы помоем тебя и осмотрим руку.

– По-моему, кровь больше не идет.

– Как это случилось?

– Я лез через окно – пытался избежать столкновения с полицией. – Возможно, понадобится наложить несколько швов. И еще тебе лучше переодеться.

Она помогла ему снять мокрую куртку и увидела наплечную кобуру и пистолет, выпирающий из-под мышки, как опухоль. Все вместе выглядело зловеще и уродливо и напомнило ей американские фильмы, в которых детективы, гангстеры и наемные убийцы разгуливают без пиджаков с болтающейся на виду кобурой.