Снова хочу почувствовать на себе его руки, снова хочу ощутить пальцами его тугую твердость.
Черт, какой же он горячий был в моих руках, какой твёрдый, словно созданный из стали.
Обнаруживаю свою руку за доли секунды до того, как коснуться широких плеч одергиваю и стараюсь побыстрее и потише подняться. Хорошо, что у него не скрипучий матрас.
Хочу одеться и приступить к обязанностям, но понимаю, что одежды-то нет. Футболка, которую на себя набрасываю, особо не спасает, вряд ли кто-то оценит такой внешний вид.
Есть вариант спуститься на первый этаж в подсобку, где лежит форма официанток.
И это самый разумный вариант.
Я даже пробираюсь к двери, чтобы не разбудить босса.
Потом иду, смотря на дверь его комнаты, и вдруг вою как резанная. Потому что, когда мизинец столкнулся с косяком, это, черт возьми, очень больно. Так больно, что слезы на глазах выступают.
– Ну и чего тебе не спится, неугомонная, – в проеме показывается Игнат и хмуро смотрит, потирая кулаками глаза.
Глупо, конечно, но я почему-то могу представить, как это будет делать его сын. Вот так же потирать кулачком, потому что его разбудили шумом.
– Прошу прощения, – выстанываю, а он ко мне подходит. Обнаженный, идеальный. Мне бы его ненавидеть, а у меня внизу живота сжимается, и боль отступает.
Он садится прямо передо мной на корточки и ногу берет так, что мне приходится взяться за его тяжелые плечи, посмотреть в глаза.
Он замирает, втягивая носом запах. Черт. Дежавю. Он сжимает челюсти и проводит второй рукой по внутренней стороне бедра.
Закрываю глаза, понимая, что именно сейчас там стекает треклятая капля. Сглатываю, когда Игнат стирает ее с бедра, продолжая меня поглаживать.
– Вот если бы не дергалась, не было бы больно.
Ну конечно мы не о косяке и мизинце. А что мне еще остаётся ответить. Как мне дать ему понять, что это не зависело от меня. И я не уверена, что, если бы поступила иначе. Игнат хорош, мне с ним приятно, несмотря ни на что, но как быстро я ему надоем, и он все равно меня вышвырнет.
– Я еще не знаю эту комнату настолько хорошо.
Он злится. Тут же убирает руку, а мне хочется выть от досады. Верни, продолжай.
– Нужно просто привыкнуть, потом и в темноте сможешь ориентироваться.
– Боюсь, как бы из темноты не вылезли звери пострашнее косяков, – что я мелю, почему просто нельзя помолчать.
– Любого зверя можно приручить, – опускает он ногу, боль в которой я уже не чувствую. Затем встает. И смотрит на меня так, словно только что заметил, в чем я. Потом посмотрел на дверь.
А я думаю о его словах. Любого… Даже его. Только непонятно как. Да и в принципе, приручение – процесс не быстрый.
– А ты куда собралась в этом виде? Мало приключений?
– У меня… У меня нет другой одежды, я хотела надеть форму официанта.
– Они ходят только в фирменных фартуках, хочу тебе напомнить.
– Ну и что, задница у меня прикрыта.
Игнат усмехается и резко бросает руку, задирая сзади футболку.
– Уже нет.
– Хватит, – заливаюсь краской. – Не нравится, предложите мне что-то другое.
– Опять на «вы». Не заебало? – он вдруг подходит к стене и поднимает сумку.