Когда уроки закончились, Лу собирала тетрадки в сумку как-то особенно неторопливо. Я тоже долго провозился, сам не знаю почему.

Мы вдруг остались в классе одни, в полной тишине, слышно было лишь наше дыхание.

Шаг, ещё шаг – и вот уже Лу Элвуд стоит передо мной, убирает от лица длинные тёмные волосы и серьёзно, изучающе смотрит на меня:

– Почему ты это сделал? Почему выгородил меня перед отцом?

Я лишь посмотрел на неё. «Потому что ты мне нравишься», – подумал я. Хорошо, что сейчас она не могла читать мои мысли.

– Просто так.

– Это было здорово, – Лу смущённо улыбнулась. – Кроме тебя, никто бы так не поступил. Иногда ты бываешь совершенно особенным мальчиком.

– Зачастую я вовсе и не мальчик.

– Ты пума, я знаю.

Тёплый блеск её глаз чуть не подкосил меня.

– Может быть, так даже лучше, – закончила она.

Я спрашивал себя, не ослышался ли я, а Лу уже закинула рюкзак на плечо:

– Ну что, идём? Говорят, сегодня будет лазанья.

Я ненавидел лазанью.

– Класс, – ответил я. – Обожаю лазанью.

И мы отправились в столовую.

После обеда Дориан развалился на диване перед телевизором в уголке для отдыха в столовой, а волки сражались в настольный футбол. Дождавшись, пока все углубятся в свои дела, мы – Фрэнки, Лу, Холли, Брэндон и я – потихоньку улизнули в библиотеку на первом этаже, где пахло старинной бумагой и толстым восточным ковром, покрывающим пол. В библиотеке стояли несколько уютных кресел и пара столов для работы в группах. В помещении никого, кроме нас, не было, и тем не менее мы разговаривали тихо, низко нагнувшись над столом.

– Это точно не Берта, она ничего про нас не рассказывала, – прошептала Лу. – По ней же сразу заметно, что она думает и чувствует, и совершенно очевидно, что на совести у неё нет ничего дурного.

– А что тебе удалось выудить у летающей особы? – спросила Холли у Фрэнки. Она, как и я, не доверяла Труди: ведь та однажды уже следила за нами по поручению волков, потому что влюбилась в Джефри.

Фрэнки лишь пожал плечами:

– Труди сказала, она сначала удивилась, что Караг собрался в бассейн, но потом тут же об этом забыла. Я ей верю.

– Может, это всё-таки Лерой? Странно, что он так сильно на нас разозлился! – крикнул Брэндон.

Брэндону приходилось говорить громко, потому что он сидел в самом дальнем углу библиотеки. Пахло от него по-прежнему ужасно. Как от компостной кучи, где уже не первый день гнил какой-то мёртвый зверь. Бедняга! В классной комнате он вынужден был придвинуть свою парту вплотную к задней стене.

– А что этот ужасный Миллинг вообще задумал? Ты знаешь, какую свинью он собирается подложить людям? – Холли нервно корябала старое издание истории оборотней, пока Фрэнки не забрал у неё книжку.

– Он сказал, что готовит им не смерть, а что-то ещё более страшное. – Я пожал плечами. – Но так же не бывает, правда? Ведь смерть и есть самое страшное?

Брэндон закатил глаза:

– Для моей матери будет гораздо страшнее, если её исключат из теннисного клуба.

– А для меня страшнее смерти вернуться в сиротский приют. – Холли никак не могла усидеть на месте.

– Лучше умереть, чем навсегда лишиться возможности плавать. – Огромные глаза Фрэнки смотрели на нас с печалью. Он хоть и выдра, лучше всех имитировал этот тоскливый собачий взгляд.