Лемехову казалось, что осторожная рука проникла сквозь лобную кость, погрузилась в мозг и там сжимает мягкие доли. Управляет его мышлением. Возбуждает и гасит мысли.

– Но как вы управляли моей судьбой и в конце концов меня погубили?

– Каждый ваш взлет, каждый поступок и неосторожное слово, где вы раскрывали свой «кремлевский проект», – все становилось известно президенту Лабазову. Особенно его возмутило ваше выступление в Сталинграде, где толпа скандировала: «Лемехов – наш президент». И он принял решение об отставке.

– Значит, президент Лабазов здоров? И разговоры о его болезни, рентгеновские снимки позвоночника, тайная история болезни – все это ваша ложь?

– Президент абсолютно здоров. Разве что перенес легкий грипп. Какой-нибудь олигарх или чиновник чихнул, и у президента легкий насморк.

Лемехов испытал миг безумия, как и тогда, когда заглянул в черное зеркало телескопа, и на дне этой вогнутой чаши дышала черная бездна, шевелились бесконечные миры и галактики, и эта бездна влекла его, обрекала на сумасшествие.

– Почему вы устроили мне западню? Вам-то это зачем?

– Когда я сулил вам великое будущее, я не обманывал вас. Среди всех российских политиков, всех высокопоставленных чиновников, всех претендентов на кремлевское кресло вы – самый лучший. Вас действительно была готова выбрать мистическая птица русской истории, которая искала дерево, где могла бы свить гнездо. Вы были самым высоким, крепким, цветущим деревом, и выбор мистической птицы пал на вас. Я должен был спилить это дерево, пока к нему не подлетела птица. Она уже приближалась, уже сложила крылья, готовая сесть, но я успел спилить дерево, и птица улетела. Пусть теперь ищет другое место для своего гнезда. Быть может, и не найдет.

Помрачение Лемехова продолжалось. Это было похоже на то, когда в юности он старался представить две параллельные линии, которые пересекались в бесконечности. Из этой аксиомы проистекала пугающая геометрия мира, безумная математика жизни, где все перевертывалось, имело иные очертания, иные имена и формы, иные понятия и смыслы. Этот изуродованный потусторонний мир существовал рядом с привычным, был отделен двумя хрупкими параллельными линиями, которые сходились в точке его сумасшествия.

– Кто вы? Зачем вы спилили дерево?

– Не считайте меня агентом ЦРУ. МОССАД, Ми-6, БНД – это тоже не я. К масонам не имею никакого отношения. Я – не из «Рэндкорпорейшн», не из финансово-промышленных групп или транснациональных корпораций. «Бильденбергский клуб» или «Трехсторонняя комиссия» – не моя стихия. Все эти сообщества не для меня. Я – пушкинист, как вы однажды меня определили. Я специалист по глубинам русского сознания. Пушкин помогает мне проникнуть в эти глубины, а постижение этих глубин открывает мне путь в Царствие Небесное. Там я гуляю в райских садах вместе с русскими мучениками, героями и святыми. Я – специалист по русской святости.

Глаза Верхоустина смотрели ярко и лучезарно, словно их лазурь была добыта в райских странствиях.

– Кто вы? – беспомощно повторил Лемехов.

– Я специалист по России, той, которая именует себя Святой Русью и мнит себя правопреемницей Царствия Небесного.