– Репей, Тюлень, живо девушку к врачам! Да помогите же ей, она сейчас в обморок рухнет! Цианид даже при проглатывании не так опасен, как при попадании в кровь, в самой малой дозе – будет тогда смерть не через несколько секунд, а через десять, двадцать минут, полчаса. А нам только «двухсотых» не хватает на первой же операции – будет после разбор полетов, пока же дай бог чтоб Тамару не вписали в «допустимые потери».

А все же – мы этого гада взяли. Живым и невредимым, как Пономаренко и заказывал.

Анна Лазарева.

Управление Службы партийной безопасности,

17 сентября

– Ну что, Инночка, рапорт твой я прочла, замечаний нет. Поздравляю с успехом первой самостоятельной операции. Буду докладывать Пантелеймону Кондратьевичу, решим, как тебя поощрить.

– Анна Петровна, я там написала, но прошу особо отметить. Техника очень неудобная: микрофон в розе – это хорошо, а вот рация и батареи к ней, даже под пышной накрахмаленной юбкой, я боялась, что будут заметны. И тяжелые, по ногам бьют – на стул садясь, я думала, стук будет. Потому платье придерживала с двух сторон сразу – хорошо, что там мужская компания была, а женщины сразу бы увидели, что не так.

– Зато у нас запись есть, вся беседа в прямом эфире, и на магнитофон. И тут твоя помощь незаменима была – так как, кроме тебя, прослушка была в телефоне, что в коридоре стоял, и в электрической розетке в другом конце комнаты, там женская компания все заглушала. Только скажи мне, отчего ты решила самостоятельность проявить? Сколько помню, в твое задание вовсе не входило в дискуссию вступать – а лишь вести наблюдение и запись, и дать сигнал, когда объект станет уходить.

– Так, Анна Петровна, я подумала… Там же в большинстве наши, советские, заслуженные люди! И ценные специалисты для страны, для народного хозяйства. И если удастся кого-то удержать от предательства, сомнение посеять в том, что этот вражина говорит – это какая польза выйдет! Я и постаралась, в то же время из роли не выходя.

– Похвально. А сама-то что думаешь насчет этой «вражеской пропаганды»?

– Так я же говорила как раз то, что думаю. Этот Андрей Иванович так все оборачивает, что вроде и на правду похоже. А я вот не хочу верить, потому что знаю, это вражьи слова!

– Ответ неверный, Инна. Вот если бы враг нас хвалил и утверждал, что все хорошо, – это было бы тревожно. Ну, а так, как этот – он не картину, а выводы подменяет. «У нас все плохо, и мы пропали», или: «У нас вот это плохо, и надо исправлять» – есть разница? Но его тактика на то и рассчитана, что если ты его картине поверишь, то и выводам из нее тоже, его советам «что делать» – делать не то или вовсе сдаваться.

– Так я же верно сказала? Как нас сам товарищ Елезаров и учил – что сказанное даже гением в иное время и в иной обстановке не обязательно верно сейчас. То есть ленинские нормы двадцатых можно к нам сейчас применять ровно в той мере, насколько СССР сейчас схож с Россией ленинских времен.

– Отлично, Инночка. А что тогда истина сейчас?

– Так, Анна Петровна, это мы только учим. Но товарищ Сталин знает, как надо! Ну, а мы – как он укажет. Как мы можем видеть то, что не увидит он?