Конечно, Георгий стремился больше общаться с теми людьми, которые, если можно так сказать, были повернуты к нему своей светлой стороной. Так старается поступать всякий человек, и Георгий не был исключением из этого общего правила. Но вместе с тем он приглядывался и к людям смутным, озлобленным, с темной сердцевиной. Не потому, что хотел завести с ними какие-то особые отношения, а так, на всякий случай. Мало ли что, а вдруг пригодится? А если и не пригодится, то все равно о человеке нужно знать как можно больше, потому что ты с ним работаешь и живешь бок о бок, а это означает, что может наступить такой момент в жизни, когда с этим человеком тебе придется близко общаться. Хочешь или не хочешь, а придется.
И вот такой момент настал. Георгию надо было подобрать связника между ним и диверсантами-взрывниками. Понятно, что его нужно было искать среди людей смутных, с темной сердцевиной. Понятно-то оно понятно, но на ком остановить выбор? Ошибиться нельзя, второй попытки подобрать человека не будет и быть не может, нужно бить наверняка. Исполняя свои повседневные служебные дела, общаясь с людьми, отдавая распоряжения и перебирая всяческие документы, Георгий одновременно размышлял и о предполагаемом связнике. На ком же остановить выбор?
В конце концов, после напряженных размышлений, он остановился на четырех кандидатурах. Потом, еще подумав, из этих четверых он оставил двоих. Затем, поразмыслив, остановился на одной-единственной кандидатуре.
Этого человека звали Иваном, а фамилия была у него Гепп. Он был из поволжских немцев, которых в самом начале войны массово сняли с обжитых мест и отправили подальше на восток – кого в Казахстан, кого на Алтай, а кого в Кузбасс. Работал он на «Поварнихе» начальником одного из участков. О том, что Иван Гепп немец, Георгий знал от самого директора шахты. «Смотрите, – сказал директор Георгию, – этот человек – поволжский немец. Ссыльный. Так что сами понимаете… В общем, держите ухо востро». – «А для чего же его назначили начальником участка? – удивился Георгий. – Должность-то – ответственная. А он – немец». – «А кого еще назначать? – развел руками директор. – Наши кадры – все на фронте. А он человек грамотный, до войны окончил техникум. Не по шахтерской части, а, кажется, по ветеринарной, но все равно грамотный. Где я возьму другого? Так что пускай работает. Тем более что ничего подозрительного за ним пока не замечено. В НКВД мне так и сказали…»
И в самом деле, ничего подозрительного за ним не замечалось. Работал он добросовестно, участком руководил грамотно. Но был при этом малоразговорчивым, угрюмым и, иногда казалось Георгию, выполнял свои обязанности как бы через силу. Будто бы, была бы его воля, он не выполнял бы их вовсе. Конечно, все это могло быть внешним выражением его характера. Но что, если это не характер, а мировоззрение? То есть если он вечно зол и угрюм не из-за характера, а по другой причине, например из-за того, что его сослали, насильно выдернули из спокойной, сытой жизни, заставили жить в холодном, неприветливом краю, дышать черной угольной пылью, день изо дня пропадать на нелюбимой работе и вместе с тем не подарили никакой надежды вернуться к прежней жизни хоть когда-нибудь, хоть через десять или двадцать лет? Георгий знал: много сейчас на кузбасских шахтах и копях таких, как этот Иван Гепп, – угрюмых, затаившихся, отчаявшихся, носящих в себе злобу и ненависть. А что, если и начальник участка Иван Гепп тоже из них?