– Оно и видно, что разведчик. По хватке. А теперь, значит, в Смерше…

– Как видите.

– Я и сам просился на фронт, – печально сказал майор. – Шесть рапортов написал! И чего я добился? Ничего, кроме выговора и матюков. Воюй, говорят, здесь. Здесь, мол, тоже война.

– Мне сказали то же самое. Наверно, это правильно.

– Может, и так…

– Ладно, – проговорил Федор. – Горюя, дела не сделаешь. Дело надо делать весело. А за помощницу спасибо. Разведчик что надо.

– Так она и вправду толковая! – горячо заверил майор. – Кого-то ледащего разве я выделил бы в помощники? Дело-то какое! Правда, о субординации у нее нет никакого понятия, так что ж поделаешь? Привыкнет, пообтешется…

– Да и пес с ней, с субординацией! – махнул рукой Федор. – В разведке это не главное! Так что еще раз спасибо. Хорошая дивчина. Теперь вот еще что. Ходить каждый раз сюда мне несподручно. Тут дело такое… Если я сяду им на хвост, то и вдруг они мне – тоже? Проследят, сопоставят, сделают выводы… А коль сделают выводы, то испугаются. А коль испугаются, то затаятся. Ищи их потом… Уж лучше пускай они будут на виду – до полного истребления. А потому нет ли у вас чего-то вроде конспиративной квартирки? Там бы и встречались.

– Имеется, – кивнул майор.

– Скажите адрес, я запомню.

– Улица Речная, дом двадцать, – проговорил майор. – Одноэтажный барак, разделенный на отдельные квартиры, вход с торца. В квартире живет бабка Ворониха. Наш человек. Скажете: «Привез вам поклон от вашего сына-пулеметчика». Это пароль. Она вас и впустит. А там подойду и я. А если я подойду первым, то пароль все равно скажите. Иначе бабка не пустит. Очень бдительная старуха.

– Хорошо, – улыбнулся Федор. – Так и сделаем. Значит – встречаемся послезавтра в двадцать часов тридцать минут. После того, как я вернусь со свидания с прекрасной девушкой Ульяной.



– И как прошел первый рабочий день? – спросил Георгий у Елизаветы вечером.

– Изволите потешаться? – поморщилась женщина.

– Ничуть. Как любящий муж проявляю заботу о дорогой супруге. У нас так принято. А у вас разве нет?

– Ирония дело хорошее, – сказала Елизавета. – Если она не чрезмерна, то она помогает разведчику сохранять стойкость духа и ясность мысли.

– Что, тоже азы разведки?

– Что-то вроде того… Ну, и как наши дела?

– Ты о чем?

– Разумеется, о шахте «Поварниха». Точнее, об оптимальном способе ее ликвидации.

– Ах, это… Что ж… Такие способы имеются. Как минимум три.

– А точнее?

– А точнее…

Георгий опять ощутил, что ему хочется убить Елизавету. Да-да, именно так – убить. Любым способом, немедленно. А там будь что будет. Но вместе с тем он понимал, что не сделает этого. Где-то глубоко внутри у него ощущался какой-то порог, тормоз, словом, что-то настолько несокрушимое, что одолеть это препятствие он не смог бы, даже если бы напряг все свои душевные силы. Возможно, это был страх за свою жизнь. Или еще что-то, такое же инстинктивно непреодолимое. Иначе говоря, желание убить Елизавету имелось, а душевных сил, чтобы привести это желание в действие, не было. Это было нечто вроде внутреннего раздвоения личности, и такая раздвоенность выводила Георгия из себя, не позволяла ему сосредоточиться. Он старался заглушить это ощущение тем, что дерзил Елизавете, иронизировал, саркастически относился к любому ее слову и действию. Но это не помогало ему обрести внутреннюю цельность. Его личность раздваивалась все больше и больше, и ему подчас казалось, что существует не один, а два Георгия – абсолютно не похожих друг на друга и вместе с тем чем-то очень похожих…