– Где хочешь, – равнодушно ответила Елизавета. – Главное, чтобы люди были надежные, ненавидящие советский режим. По нашим данным, таких людей в Кузбассе много. Но нужно три-четыре человека. Ведь есть же такие люди? Ссыльные, уголовники, да мало ли…

– Может, и есть, – сказал Георгий. – Но только для чего им рисковать своей шкурой? Ради Германии? Плевать они хотели на Германию.

– Тогда пообещай им что-нибудь другое, что им очень нужно. К чему они стремятся. Без чего не мыслят жизни.

– Например? – с иронией спросил Георгий.

– Для начала нужно найти человека и залезть к нему в душу, – сказала Елизавета. – А там – что этой душе будет нужно больше всего, то ей и обещай.

– А если с вашей «Черной свечой» ничего не получится?

– То есть? – недоуменно спросила Елизавета.

– Ну не получится… Не удастся ликвидировать шахту…

– Должно получиться, – жестко сказала женщина.

– А если нет? – продолжал настаивать Георгий.

– Будем искать второй способ уничтожения шахты, – сказала Елизавета. – Третий… Пока не достигнем результата. Германия возлагает на нас большие надежды. Парализовать работу предприятия, которое производит почти половину всего оружия для вражеской армии, – очень важное задание. Это почти залог победы.

– Собрать группу диверсантов… – поморщился Георгий. – Легко сказать! Даже при всем при том, что подходящих людишек здесь и вправду хватает. А почему бы вашему Вилли самому не заняться этим делом?

– У Вилли другая задача, – ответила Елизавета.

– Догадываюсь, какая это задача…

– Тем более, – бесстрастно произнесла женщина.

– Ну а мне-то для чего все это нужно? – спросил Георгий нервно. – Что будет со мной?

– Ты останешься жив, – ответила Елизавета. – Разве это малая цена? Кроме того, будут и другие награды. Германия не забывает своих верных помощников.

Они опять замолчали. Полночь давно уже миновала, прозрачная сибирская ночь вот-вот должна была украситься первыми утренними проблесками. За окном слышались приглушенные звуки, обычные для шахтового города: завывали вентиляторы, нагнетающие в шахту воздух, перекликались гудки паровозов, гремело и скрежетало железо, раздавались людские голоса. Город жил напряженной, бессонной жизнью, трудился, изнемогал, выдавая на-гора уголь, столь нужный стране.

– Задача понятна? – спросила Елизавета. – Или будут еще вопросы?

– Когда нужно приступать? – не сразу спросил Георгий.

– Как там у вас говорят? – усмехнулась Елизавета. – Вчера…

– Понятно. И с чего начинать?

– Для начала ты должен мне рассказать, как проще ликвидировать шахту. И обосновать, почему ты считаешь так, а не иначе. Когда ты можешь это сделать?

– Мне надо подумать, – ответил Георгий. – Вопрос непростой.

– Хорошо. Даю тебе срок до завтра. Вернее, – она покосилась в окно, – до сегодняшнего вечера. Потому что уже утро.

Георгий также взглянул в окно. Вдалеке, за черным терриконом, алел краешек неба. Начинался новый день.

Военный госпиталь в Новосибирске ничем, по сути, не отличался от других таких же госпиталей, разбросанных по всей территории страны, не занятой врагом. За одним исключением: сюда в основном привозили тяжелораненых бойцов, которые нуждались в долгом и серьезном лечении. Залечив раны, солдаты и офицеры представали перед врачебной комиссией, которая выносила стандартный вердикт: в связи с состоянием здоровья – на фронт больше ни ногой, отправляйтесь по домам, если есть такая возможность, а нет – куда хотите. Ибо что ты за боец, если у тебя нет ноги, руки или в миллиметре от сердца застрял осколок, который извлечь нет никакой возможности? Бойцы, конечно, протестовали, просились на фронт – если уж не на передовую, то хотя бы в обоз или в какую-нибудь тыловую часть, но врачи лишь устало отмахивались. Какой обоз, какая тыловая часть, если ты без ноги или с осколком в миллиметре от сердца? Бойцы матерились, со злобой и отчаяньем хлопали дверью, случалось, даже пытались затеять драку с несговорчивыми врачами, да только толку от того бывало мало. Редко-редко какой-нибудь солдатик после новосибирского госпиталя оставался в армии. Большинство бойцов списывались подчистую и отправлялись кто куда – домой, если родные края не были заняты врагом, или куда угодно, лишь бы приткнуться к какому-нибудь теплому углу.