Тряхнул головой, отгоняя ненужные сейчас мысли о сословиях и прочем, да и призадумался. А может, тётушку ету Вольдемарову и тово? Стукнуть по голове? Убить, так сказать, кошмары свои, да в самом што ни на есть буквальном смысле!
И тут мне как вспомнился хруст сторожева черепа под железякой, да как поплохело! Только и успел, што с нар соскочить, да тут же и вывернуло.
Прибрал за собой, да и обратно сел. Убивать, значицца, нельзя… но и ответочку нужно послать более-менее адекватную. В приют иль там в дом для умалишённых бабу ету отправить, на ето мне ни сил, ни тяму не хватит. А вот по имуществу, так почему бы и не да?
Околоточный ведь чудом деньги у меня не отобрал. А доля с бутовских? Не факт, што отдали бы, но теперь и не узнаешь!
— Значица, по имуществу, — сказал тихохонько вслух, а в мыслях такое разное насчёт отомстить, но всё больше с огоньком.
Тридцать девятая глава
— Непростое дело оказалося, — негромко рассказывал Федька, сидя рядышком на кортах и втыкивая раз за разом ножик в землю. — Вольдемар етот, он так, гимназист и есть – ни отнять, ни прибавить. Матушка из крещёных, из польских евреев. Так себе бабёнка – ни уму, ни серцу, только што смазливая до сей поры, да глаза бляжьи. Рога у ейного муженька, я так полагаю, со многими отростками. Не молодка, но ух! Муженёк ейный ниочёмный, только и радости, што отбрыск древнего дворянсково рода, мало не княжескова.
— А вот сестрица евойная та ещё щучка-сучка! — Федьку передёрнуло, будто от ушата ледяной воды. — По линии МВД муженёк ейный обретался, покойничек. Совсем чутка до енерала не дотянул в департаменте полиции, так-то! Так што сам понимаешь, как по льду весеннему ходили вокруг да около. Помер муженёк, да у ей связи остались, и немалые. Да говорят, што и сама непроста.
— Умна?
— Не то штобы, — он задумался. — Нет! Точно нет, не слышал ни разу, штоб про ум говорили. Вот хваткая, ето да! И енергичная не по-бабьи. Не стеснялася в дела мужнины влезать, и вообще – под каблуком ево держала. Потому и знает всех, да и вообще – структуры и как што работает. Дочка у неё одна, так в Питербурхе живёт, замужем за солидным чином по дипломатической части.
— Состояньице у вдовы неплохое, — усмехнулся он криво, углом рта, — ну ето как обычно! Был мало не голожопый чиновник в начале службы, а у вдовы особнячок в Москве, да парочка домов доходных, и бог знает, што там ещё! Глубоко по деньгам не копал, да и не полезу, потому как не справлюсь, не моя епархия.
Мало не полчаса он рассказывал обо всех родственниках и контактах Вольдемара, выкладывая заодно написанные на бумажке имена, адреса и всё-всё-всё.
— Так што с тебя пятьдесят рублей, — и Федька приготовился к торговле, сильно удивившись тому, што я молча отдал ему деньги. Жалко! Но делаю морду кирпичом – вроде как и не свои, а неведомых иванов.
— Сильная работа.
— А то! — он задрал нос. — Ты тово… порекомендуешь?
— Преувеличиваешь ты моё значение, — вздыхаю, подымаясь с кортов.
— Я? — морда у Федьки удивлённая. — Да после «Мы ребята-ёжики» все огольцы за тебя готовы ково угодно на лоскуты, а тута ещё и новая, куда как задушевней!