Что будет дальше?

Спрячется в бункер?

«Скорее бы наладить работу ГБ…» — подумал он. Так как слишком это все становилось мерзким и тошным.

Взглянул на часы.

Мысленно выругался. И помчался на совещание, куда он безнадежно опаздывал. Заговор-заговором, а дела по расписанию. Город ведь еще даже толком ничего не знал про произошедшее происшествие. И отменить свои дела он тупо не успел. Не до того было…

1927 год, сентябрь, 1. Москва

— Товарищи! — патетично воскликнул Дзержинский, открывая пленум ЦК и закашлялся.

Минувшие десять суток тяжело его измотали. И оттого он выглядел особенно пронзительно — словно ожившее изваяние тяжелой рабоче-крестьянской жизни. Щеки впалые. Глаза блестят, скорее даже сверкают нездоровым блеском. Движение нервное. Так что он одним своим видом наводил шороху, представляясь довольно агрессивным и не вполне вменяемым.

Михаил Васильевич с грустью отметил, что здоровья у Феликса не прибавилось. И да, он сумел пережить свою кончину в 1926 году, но вряд ли проживет сильно дольше. Слишком уж он износил свой организм ударным трудом без всяких поблажек к себе и наркотиками. Да, он с них вроде как «слез». Однако свой след многие годы «кокаиновой диеты», без всякого сомнения, оставили.

Сколько он еще протянет?

Год? Два? Три? Вряд ли больше.

Одержимость навязчивыми идеями делало его крайне сложным человеком. В чем-то даже бесноватым. Но Фрунзе с ним сработался, потому что эти идеи, которыми Феликс Эдмундович буквально жил, были близки и самому наркому.

Прежде всего борьба с любыми проявлениями национализма. Вплоть до критики любых национальных автономий внутри единого советского государства. Феликс Эдмундович еще со времен знаменитой ругани Ленина с Розой Люксембург по этому вопросу сделал свой выбор и за него твердо держался, считая, что любой национализм похоронит идею создания общества социальной справедливости.

Другим «китом», на котором сошлись Фрунзе с Дзержинским стала поддержка НЭПа. Вкупе с последовательной критикой плановой экономики в той ее форме, в которой ее отстаивал Сталин. Просто потому, что он не видел никакой возможности это все так реализовать по-человечески, без чудовищных перекосов. Для этого в Союзе попросту не было ни кадров подходящей квалификации, ни вычислительного оборудования, ни институтов оперативного сбора многопрофильных сведений, без которых любые планы лишены смысла.

Кроме того, Дзержинский любил говорить о том, что революцию он делал дабы побороть бедность. И регулярно, едва ли не на системной основе выступал против перегибов в политике ЦК и Политбюро. Например, он был против, когда Пятаков отдал приказ на максимальном повышении отпускных цен на товары народного потребления, чтобы собрать побольше налогов в казну. Чем спровоцировал лишь кризис, известный как «ножницы цен». Ведь сырье, в первую очередь у крестьян, он же распорядился скупать как можно дешевле. Из-за чего в самые сжатые сроки получилось, как в песне Семена Слепакова: «как же так, в стране все есть, а народу не… есть?». Причем Политбюро эту инициативу поначалу поддержало, стремясь наполнить бюджет в моменте. Потом, правда, когда стал стремительно прогрессировать кризис, все откатили. Но это уже была аварийная рефлексия.