Нам некуда было деваться на открытом пространстве. Вокруг рвались десятки снарядов, осыпая нас осколками. Лес уже не мог укрыть нас от русских. Наше положение было отчаянным. Но сдаваться никто не хотел или просто скрывал это от своих боевых товарищей.

Мы должны были бежать прямо вперед и спасти то, что получится спасти. Отважный бросок вперед давал шанс избегнуть гибели. Кое-кто из моих солдат попробовал бежать дальше. Люди помчались вперед к лесу. Однако в ту же секунду они рухнули скошенные пулеметным огнем и под разрывами снарядов.

Двое измученных гренадеров бросились вперед навстречу танкам врага, каждый держал панцерфауст. Казалось, что они не понимали вообще ничего и волокли панцерфаусты чисто механически. Укрывшись за перевернутой повозкой, они заняли позиции и направили свои панцерфаусты на приближающиеся танки. Последовали два взрыва. Два ближайших вражеских танка, находившиеся почти вплотную, взлетели на воздух. Но наша радость была недолгой. Следовшая за танками пулеметная "бахча" разнесла героев на атомы, а потом принялась за нас.

Крупнокалиберные пули пробивали повозки и людей насквозь, вырывая куски мяса из тел солдат. Те, кто еще несколько минут назад дышал, думал, верил в свое светлое счастье и будущее превращались в куски бесчувственного, мертвого мяса.

Не знаю, почему, но пули врага обходили меня. Я стоял среди тех, кто доверился мне, а теперь умирал на моих глазах.

У меня в руках был автомат, за поясом торчали 6 магазинов по 32 патрона, еще 6 магазинов — за голенищами сапог. Вдобавок в подсумке лежали еще 300 запасных патронов. Но я так и не смог поднять оружие и застрелиться. Какое-то наваждение и слабость охватили меня, и я безучастно смотрел на происходящее вокруг. Ожидая только одного — когда русская пуля или сабля закончат мою жизнь. Я молил бога только об одном, чтобы все происходящее как можно быстрее кончилось.

Прямо на моих глазах советский танк налетел на повозки с ранеными, раздавил их, сровнял с землей. Раздались ужасные вопли, крики умирающих, истерическое ржание раздавленных лошадей, судорожно бьющих копытами.

Около меня оказалось несколько солдат ожидавших своей участи. По странной прихоти судьбы нас не убили, а только разоружили и увели за собой. Пройдя несколько сот шагов, я оглянулся назад, на место бойни, мысленно попрощавшись с тремя сотнями солдат, навечно оставшимися по моей глупости и не расчетливости в лесах России…

…- Не помешаю господин майор?

— А это вы Густав. Нет, конечно, присаживайтесь обер-лейтенант. Решили пообедать или ко мне?

— И то и другое. С наступающим Рождеством вас Вильгельм. Главное здоровья и удачи в новом году.

— Спасибо и вас Густав с Рождеством. Что-то срочное?

— Да. Но я думаю, что у нас хватит времени пообедать и даже спокойно подышать свежим берлинским воздухом.

— У меня поезд через полтора часа, — предупредил своего собеседника майор.

— Я знаю, но нам надо обязательно поговорить. Тем более что несколько часов назад "Лис" "серьезно заболел"* (в РИ отстранение от дел адмирала Канариса произошло в феврале 1944 г.).