– А меня научишь?

– Какие вопросы, Гвоздь, конечно научу, только не здесь же – вот выйдем на волю, тогда уж.

А потом все спать улеглись, мне, как заслужившему уважения общества пацану, выделили нижнюю шконку, не возле окна правда, но и не рядом с парашей. И посреди ночи был мне такой сон… а может и явь, сложно было определить – из тёмного угла камеры выплыл, покачиваясь и покручиваясь вокруг вертикальной своей оси, атаман Сулейка в полном боевом облачении и подплыл к изголовью моей шконки.

– Ну привет тебе, Санёк, – сказал он, усмехнувшись в вислые рыжие усы.

– Здорово, Афанасий, коль не шутишь, – ответил я, – а ничего, что другие сидельцы тебя сейчас увидеть могут?

– Не волнуйся, не увидят они ничего, кроме того, что я им захочу показать, а я ничего не захочу, – отвечал Сулейка, пристраиваясь на краю шконки, – ну рассказывай, как ты до такой жизни дошёл, что ночуешь в тюряге?

Я тоже сел, прислонился к холодной стенке и поведал всю свою одиссею последних трех дней. Сулейка очень внимательно слушал, а по окончании одиссеи подвёл, так сказать, итоги и подбил бабки:

– Значит, говоришь, подставили тебя мы с Серафимом?

– Есть немного, – честно признался я.

– Лады, признаю свой косячок, – покладисто согласился он, – я тебя, получается, на нары определил, я теперь и вытащу. Не боись, завтра не позднее полудня вылетишь отсюда сизым голубем.

– Соколом может? – вставил я свои пять копеек, – я голубем не хочу.

– Можно и соколом… теперь насчёт моего третьего клада…

– Ты же недавно сказал не трогать его? – удивился я.

– Я сказал, я и отменяю сказанное – обстоятельства изменились. Слушай и запоминай… завтра, когда тебя отсюда выпустят, дуешь в свою мастерскую, рисуешь детали для своих макарон…

– Ты и про это знаешь?

– Да, я много чего знаю, даже то, чего бы и не надо знать… так вот, рисуешь макароны до вечера, потом после ужина берёшь с собой брата и идёшь выкапывать мой третий клад, помнишь, куда идти-то?

– Так точно, дядя Афанасий, – бодро отрапортовал я, – у меня память хорошая.

– Лопату и кирку не забудь.

– А чего там, в этом кладе такое лежит?

– Сам увидишь, чего. А вот после того, как выкопаешь его, сделаешь так…

Остальное он мне на ухо прошептал, спросил, хорошо ли я всё усвоил, после чего растаял в воздухе, как будто и никогда здесь не был. Ну а я чего… я пожал плечами, после чего уснул крепким сном.

Утром сначала завтрак принесли, баланду какую-то в миске плюс кусок хлеба, я это есть не смог. Потом вызвали на допрос Ваньку Чижика, с него он не вернулся, а дальше уж моё имя выкрикнули и провели к следователю. Что это следователь, он мне сам сказал, Илларион Прокофьичем назвался.

– Ты свободен, – сказал он мне, – подпиши вот протокол. Писать-то умеешь?

И протянул мне бумажку, которую я мельком проглядел по диагонали – ничего там страшного не было, кроме того, что Потапов Александр выпускается из следственного изолятора за отстутствием состава преступления. Подписал, мне не жалко.

А дальше надзиратель доставил меня к входной двери и пинком под зад вышвырнул на улицу, полную солнечного света и гуляющего народа. Я даже не обиделся на пинок, только задумался – что ж такого сделал Сулейка, что с меня так быстро все обвинения сняли-то?