– И ведь уже второй год покоя нет! Мечемся, как будианов осёл, между мужиками и соседями, и думаем: кто первым из них нас подпалит? От мировых – толку нуль, только ещё больше злят людей… Будь они все неладны!
– Не все мировые посредники плохи. – помолчав, возразила Вера. – Например, один мой добрый друг весьма недурно справляется с этой обязанностью.
– Ваш друг? – удивлённо взглянул на неё Сергей. – Кто же это? Из нашего уезда? Я с ним знаком?
– Представьте, знакомы. Граф Закатов, Никита Владимирович.
– Закатов? – Сергей запнулся. Чуть погодя принуждённо усмехнулся. – Как же… Прекрасно помню. Я ему обязан своей честью.
– Сказано громко, но верно. – улыбнулась Вера. – Никита Владимирович изредка пишет мне: мы ведь с малолетства знакомы. Он тоже сейчас в мировых – и, представьте, у него в Бельском уезде точно такие же свары с мужиками! И вот, граф пишет, что худо-бедно как-то всё решается.
– Как же он управляется, узнать бы? – недоверчиво проворчал Сергей. – По мне – так все эти посредники гроша ломаного не стоят! Ни черта не делают да ещё жалуются, что весь уезд бунтует! Со всеми соседями мы тогда переругались – помните? Многие по сей день не здороваются!
Вера только тяжело вздохнула. Напомнила:
– Лучше, Серёжа, всю жизнь не здороваться с соседями, чем довести людей до бунта.
– А теперь ещё пошли эти «золотые грамоты»! И все мужики об этом талдычат! Правильный царский указ, видите ли, от них баре спрятали, вместо него фальшивые бумаги по церквям читают! Додуматься ведь надо было! И поди им растолкуй, что ничего подобного и в помине… – Сергей вдруг умолк на полуслове, подошёл к распахнутому окну. Помолчал немного, глядя на оранжевый от вечернего света двор – и вдруг снова взорвался, – А теперь-то ещё хуже! Теперешние смутьяны уже и до государя добрались! Вот этот, нынешний… который у нашего Степана в порубе сидит… Он-то вовсе мужикам толковал, что Манифест истинно царём писан и единственно для того, чтобы всех мужиков напрочь голодом переморить! И посему нечего по кабакам рассиживаться, а надобно брать вилы да топоры и бар резать! Дабы те боле кровь из крестьянских детей не пили! Надо же! Это у Тоневицких-то кровь пьют! В каждом дворе – по корове, а то и по две! Землю им отдали, ни копейки не взяли! Три деревни – на оброке, барщины два дня! От соседей постоянно слушаю, что с мужиком заискиваю и всех на голову себе посадил! Так нет! Изволь ещё возиться с этими польскими карбонариями!
– Серёжа, Серёжа, но ведь повода, право, нет! И почему сразу – «польскими»? Вам после Варшавы всюду конфедераты чудятся! Сегодняшний случай просто курьёзен, по-моему… Этот проповедник и трёх слов сказать не успел, как мужики его скрутили и привели к нам на двор! Кстати, как вы намерены с ним поступить?
– Ума не приложу. – хмурясь, процедил Сергей. – Разумеется, надо бы отправить к становому… но как бы после этого мужики не разволновались. Ещё, чего доброго, впрямь решат, что человек за святую правду пострадал. У нас же именно это в первую очередь предполагают! Приказать высечь хорошенько и…