— Скажите, Вы не знаете, где находится в городе тюрьма?

Мой вопрос привёл Николая Павловича в некое замешательство. Он отодвинул стул и поднялся. Потом глянул на жену и, засовывая руки в карманы брюк, повернул голову в мою сторону.

— Странный вопрос, Михаил. Вы меня пугаете.

— Почему странный?

— Ну как… Тюрьма не место для встреч и свиданий. Я, конечно, знаю, где она находится, но не советовал бы вам туда ходить.

— Это почему?

— Место гиблое. Она была построена на месте кладбища.

— Ах, вот Вы о чём.

Рассмеявшись, я допил свой чай и сложил на груди руки.

— Я не суеверный человек.

— Когда были немцы, там располагалось Гестапо. Сейчас вроде как НКВД, но утверждать не буду. Она стоит на пересечении улиц Свиридова и Чкалова. Рядом городской парк и река.

— Так Вы хорошо знаете это место?

— Как не знать? Мой путь на работу, а ходил я всё время пешком, проходил мимо ворот тюрьмы. Потом парк, и уже за парком институт имени Глинки.

— Туда можно проникнуть?

Николай Павлович прокашлялся и повертел головой.

— Первый раз в своей жизни встречаю человека, который по доброй воле хочет проникнуть в тюрьму. Чушь полная, Михаил. Выбросьте эту бредовую идею из головы. Туда невозможно проникнуть. И зачем Вам?

— Нужно. Очень нужно.

— Даже не знаю, что вам ответить.

Он в задумчивости ходил по комнате и размышлял вслух. Делая жесты руками, сам отвечал на свои вопросы и ещё больше недоумевал.

— Нет, ты слышала Маша? Проникнуть в тюрьму. Полный абсурд.

— Коленька, я думаю, что молодым людям нужна помощь.

Слабый голос жены Николая Павловича, полный трепета и надежды, и тёплый взгляд в сторону супруга, давал понять, что профессор сможет помочь. Нужно только не мешать ему размышлять, и искать верный выход.

— Это легче сказать, чем сделать.

Я молчал и, затаив дыхание ждал. Наконец Николай Павлович остановился и хлопнул себя ладонью по лбу.

— Эврика! Я смогу Вам помочь, Михаил, слушайте. Есть человек, который ежедневно бывает в тюрьме, по работе. Мы с ним знакомы с незапамятных времён.

— Кто это?

— Отец одного из моих учеников. Он возит на подводе в тюрьму продукты. И если согласится, есть шанс.

— Вы давно его видели?

— Сейчас, сейчас, дай Бог памяти. Недели две назад. Правильно. Это случилось на праздник. Я был по делам на работе и, возвращаясь вечером домой, с ним столкнулся. Мы сухо поздоровались, и я ещё помог ему поставить на телегу несколько ящиков.

— Как нам его найти?

— Живёт он на другом конце города. Уже поздно. Завтра. Только Михаил, я Вам ничего не обещаю. Сейчас давайте отдыхать.

Мне постелили возле Иракли, на старом, широком комоде. Укрываясь одеялом, я на всякий случай засунул пистолет под подушку. Грузин спал на спине, тяжело дыша, жена профессора его укрыла, и пожелала мне спокойной ночи. Как только я смог раздеться и юркнуть под одеяло, меня тут же сморил богатырский сон.

Внешний вид сторожа оставлял желать лучшего. Помятое лицо с синяками под глазами, фуражка натянутая с такой силой на лоб, что едва не трещала по швам. Грязная форма, то ли армейская, то ли железнодорожная. Невысокого роста, с руками ниже колен, сторож походил на портового грузчика в Одессе. Колоритный персонаж, со стойким запахом сивухи изо рта. Профессор, чуть смущаясь, познакомил нас и всех пригласил за стол. Нашего гостя звали Кузьмич, и он, снимая фуражку, не переставал вытирать ею вспотевший лоб и жиденькие волосики. Усаживаясь за стол, Кузьмич облизывая тонкие губы, бессовестно пялился на бутылку вина и не слышал, что творится вокруг. Иракли чуть в обморок не упал, когда узнал, что этот человек сможет нам помочь и провести потайным ходом в тюрьму. Прихрамывая на правую ногу, Иракли пожал руку Кузьмича и устроился напротив. Прерывая всеобщее молчание, я на правах хозяина открыл бутылку и разлил вино по стаканам. Кузьмич, меряя опытным взглядом, не обделила ли его рука наливающего, схватил стакан и тут же его выпил. У окружающих перехватило дыхание. Жена профессора, Маша, скривилась и не стала пить. Иракли усмехнулся, и мы с ним, и профессором, чокаясь, выпили за победу.