И он посветил факелом в дальний угол. Мы с Ираклием ужаснулись. Там лежали горы костей, тряпок, оружия.

— Видите? Это золотодобытчики. Не смогли успокоить дух Родовича, совладать с ним, он их в клочья и разорвал. Нас уже не тронет, не боись.

Мы поднимались по каменной лестнице вверх, и не оглядывались назад. У меня было странное чувство, что зверь из-за угла наблюдает за нами. От этих мыслей тело покрывалась гусиной кожей. Поглядывая на Ираклия я всё больше удивлялся его хладнокровию, и укорял себя за моменты откровенной слабости и трусости. Кузьмич замер перед дверью и вытащил ключи.

— Значит так, парни, я с вами не пойду. Буду ждать во дворе, возле стены с горой досок, там посижу. Как вернётесь, дайте знать.

Открывая старую, ржавую дверь, Кузьмич выпустил нас наружу. Весь двор был залит ярким лунным светом, и стояла гробовая тишина.

— Вам туда, — сказал он шёпотом, и вытащил бутылку вина.

Напоследок перекрестил, и тут же приложился к горлышку бутылки.

— Если дело ваше благое, то всё сладится.

Я вышел первым и, пригибаясь, побежал через двор. За спиной слышалось тяжелое дыхание раненного напарника. Кузьмич оказался прав, двор не охранялся, и только на вышках, кое-где горели прожектора и в окнах, на первом этаже тюрьмы. Спрятавшись под широкий навес перед входом, перевели дыхание и осмотрелись.

— Ну, что скажешь напарник?

— Скажу то, что приходилось в этой тюряге бывать, раньше. То есть позже. Тьфу ты, сам запутался. Короче командир, транзитом везли меня в больничку через этот изолятор.

— Чего раньше не сказал?

— Не знал, что здесь за полвека ничего не изменилось, поэтому и молчал.

— Дверь откроешь?

— Командир, она не закрыта.

Иракли потянул на себя стальную дверь, и та бесшумно распахнулась.

— В тюрьме не принято закрывать наружные двери. Это тебе на будущее, Дёма. Вдруг пригодится.

— Не пригодится, дорогой, я уверен в этом. И не ёрничай.

— Не страшно?

— Нет, Михо, нет. Это тебе должно быть страшно, потому что если не получится у нас ничего, тебя здесь оставят. И хлебать тебе баланду до пятьдесят третьего года. Это сколько? Одиннадцать лет, дорогой.

Михо не понравилась моя шутка, и он толкнул меня локтём в бок. Я хотел ответить, но он показал вперёд и закрыл пальцем губы.

— Вертухаи. Видишь? Два человека.

Мы спрятались под широкой лестницей, и наблюдали за длинным и мрачным коридором. Запах здесь был такой же, как и в наше время: плесень, гнилая капуста и прочая вонь. Похоже, зэков всегда кормили по одному и тому же рациону. Кислая капуста, тухлая рыба, чёрный хлеб.

— Обход делают. Надо ждать. Видишь, свет горит?

И Михо показал пальцем на длинную стену и поворот.

— Там дежурка. И при мне она тоже там стояла. Куда нам, Дёма?

— Думаю, нам нужен кабинет начальника тюрьмы, либо начальника по режиму. Короче, я толком сам не знаю.

— Молодцы мы, ничего не скажешь. Рискуя жизнью, проникли в тюрьму и на тебе, куда идти — не знаем. И что нам теперь делать? Проверять все кабинеты? Сколько на это времени уйдёт?

— Иракли, сколько надо, столько здесь и пробудем. Дело — прежде всего.

— Ладно, нам на третий этаж. Если я не забыл, там кабинет хозяина. Пошли.