Переписчики или копировщики повествовательной литературы занимают в передаче арабских текстов особое положение: даже когда они просто копировали письменный образец, они не чувствовали себя так рабски привязанными к этому образцу, как это имело место, например, с научными или теологическими трудами или тем более со священными текстами. Тем не менее при переписывании они, как правило, не импровизировали, то есть не генерировали активно и самостоятельно новые версии, а напротив того, занимали скорее несколько небрежную позицию по отношению к тексту. Это приводит к типичной для повествовательных текстов широте вариантов, которая для «Тысячи и одной ночи» была описана таким образом: «Несмотря на менее дословную передачу, стремление копировщиков к переменам только в единичном случае является достаточно обширным, чтобы говорить о сознательном оформлении текста и о вытекающей из этого самостоятельной редакции. Передача текста определялась скорее механическим переписыванием, чем продуманной, творческой обработкой»[54].

«Сто и одна ночь» представляет собой замечательный образец такого рода письменной передачи арабской повествовательной литературы. Переписчик рукописи из музея Ага-Хана, Абдаллах ибн Абд аль-Мавла ан-Надджум, переписал текст с какого-то уже не дошедшего до нас образца. При этом обнаруживаются обычные для арабской повествовательной литературы и передаваемые из поколения в поколение потери: переписчик пропускал то или иное слово, зато иногда вставлял другие слова дважды. Так же и в отдельных словах бывает полно ошибок, пропущены буквы, согласные искажены, и в результате – конечно, неумышленно – возникают такие курьезные словесные новообразования, как, например, аль-Баракима (вместо аль-Барамика, «Бармакиды») или аль-Маалика (вместо аль-Амалика, «амалекиты»). Кроме того, наш переписчик пользуется довольно-таки свободной орфографией, почти регулярно путает некоторые согласные, а также записывает долгие гласные краткими или краткие долгими. Поэтому их пришлось совершенно естественно исправлять и не учитывать при переводе.

Но помимо этого в нашей рукописи содержатся и ошибки в содержании, которые выходят за пределы упомянутых отклонений от классической арабской орфографии и грамматики. Такие недоразумения в оригинале бросают переводу вызов: должна ли такая ошибка переноситься вместе с текстом, или же ее лучше втихомолку «откорректировать»? В настоящем переводе для каждого отдельного случая решение принималось индивидуально. Сначала несколько примеров по корректировкам.

В середине «Истории о юноше и о его двоюродной сестре» переписчик вдруг сбивается на «ночную формулу», но сразу вслед за этим поправляет сам себя.

Очевидно, что здесь ночная формула вставлена ошибочно, поскольку во внутреннем рассказе наступает ночь, и притом с теми же словами, которыми начинается также и «ночная формула» рамочной истории. В переводе эта ошибка была исправлена.