Возле щита толпилось много ребят из младших классов.
— А кто это — свинья? Это про кого?
— Это про Плотникова. Не знаешь, что ли!
Слава прохаживался тут же.
— Ты что это делаешь? — сказал я. — По мотивам! Ишь ты, композитор какой нашелся!
— А что? — сказал Славка. — Ты же сам говорил, что у него ресницы, как у свиньи.
— Это не твое дело, — сказал я. — Я к Ваське отношусь хорошо, поэтому могу говорить что угодно.
— Ты же не был, ты ничего не знаешь, — сказал Славка. — Знаешь, как он себя вел! Хамство — и все! Разве я один так думаю? Весь класс так думает. Впрочем, ты всегда стараешься показать, что ты особенный. Весь взвод идет не в ногу, только ты один в ногу.
Зазвенел звонок.
— Ну ладно. Об этом мы еще поговорим.
Странная штука! После пятого класса каждый год на каком-нибудь сборе или собрании обязательно говорят, что я оторвался от коллектива.
Честно говоря, я уже к этому привык, но мне все равно неприятно. Хуже нет, когда не понимаешь, за что тебя ругают.
Ну, допустим, я не очень активный. Это правильно. Но разве я один такой в классе? Вон и Галка Серегина неактивная. И учится хуже меня. А ее почему-то не ругают. Не говорят, что она оторвалась от коллектива. Если так подумать — все у нас с Галкой одинаково: она не любит ходить в культпоходы, и я не люблю. У меня нет поручений, и у нее нет. Да и разве одна только Галка? Если так рассуждать, как они рассуждают, то может получиться, что чуть ли не весь класс оторвался от коллектива!
— Муромцев! Ты что, уснул?
Я так задумался, что даже не заметил, как очкастый подошел к моей парте.
— Где твоя тетрадка? Почему не пишешь?
— Извините, Леонид Витальевич, сейчас буду писать. Я просто задумался.
— На моих уроках задумываться не советую, — сказал очкастый. — Ты и так много пропустил. А почему сидишь один? Вы с Плотниковым поссорились?
— Да нет. Просто я люблю сидеть один.
— Он врет, — сказал Славка. — Они поссорились.
— Вот и напрасно, — сказал очкастый. — Плотников мог бы тебе помочь. Верно, Плотников? Фу! Опять этот запах. Вы что, специально едите лук перед моими уроками?
Васька покраснел. В классе захихикали.
— Не вижу ничего смешного, — сказал очкастый. Сегодня он был настолько злой, что даже не мог улыбаться, — Плотников, к доске!
— Я не пойду, — сказал Васька.
— Что?! — Очкастый даже вздрогнул. — Идите к доске!
— Я не пойду, — опять сказал Васька и чем-то загремел под партой.
Очкастый скосил глаза вниз. Я тоже. Вот это номер! Один ботинок у Васьки был на ноге, а другой лежал рядом на полу. Ботинки были новенькие, блестящие. Жмут, наверное, вот он и разулся.
Сенсация поползла от парты к парте, и через несколько секунд на эту тему уже шушукался весь класс.
Только очкастый делал вид, как будто он ничего не заметил.
Неестественно громко топая, он прошел к учительскому столу, сел на свое место и стал повторять, как машина: «Плотников, к доске!.. Плотников, к доске!..» Голос у него был скрипучий и ужасно злой.
В классе установилась такая жуткая тишина, что у меня даже мороз по коже прошел.
— Плотников, к доске!
Васька сидел как каменный, и по щекам у него катились слезы.