— Папа… — тихо позвал я.

— А? — Он резко поднял голову. — Ты?.. Ты?! — И книга выпала у него из рук.

…Оказалось, что унырнул я из жизни почти на месяц. Один диагноз, другой. Со временем они и вовсе уже не знали, от чего меня лечить. Папа позвонил Косте. Потом еще. Со второго раза он, видно, все-таки понял, что к чему, и в один день по телефону поставил на ноги буквально пол-Москвы. Медики зачастили ко мне.

— А профессора были? — Я попытался улыбнуться.

— Были. — Папа тоже попытался.

— А академики?

— Ты ешь, ешь…

Я через силу попил из чашки бульону и заснул. Проснулся уже ночью.

Все в той же позе, с книгой, в очках, папа сидел у моей кровати.

— Папа…

— Да…

— Поговорим?

— Тебе пока нельзя много говорить.

— Жалко. А я как раз созрел, чтобы говорить много. Мне столько тебе нужно рассказать!

Он отложил книгу.

— Я знаю. Ты много бредил. Были случаи, когда ты смотрел на меня и думал, что вернулась эта девушка. Там было какое-то письмо от нее. Я хотел бы прочесть. Или не стоит?

— Ну почему же. Сейчас!.. — Я попытался встать. В голове что-то с шумом опрокинулось. И опять я поплыл, повалился в глубокую яму.

Потом были еще уколы, банки. Приходили врачи. Но могли бы уже и не приходить: игра переломилась в мою пользу.

— …Пей, пей. Это вкусно! — Чисто выбритый папа опять благоухал, и опять у него в руках была надоевшая чашка. Кто-то надоумил его кормить меня одними бульонами.

— Из курицы добываешь?

— Из индейки.

— Хоть бы перцу бросил, лаврового листа. Поговорим?

— Подождем.

— Так я ведь здоров.

— Когда будешь здоров, тебе скажут.

Но со своей Болгарией я все-таки прорвался. Катя, Стас… Ах, сказать бы ему прямо, почему я так быстро смылся из Софии. Что такое гиблое предчувствие возникло во мне, такой страх… Но прямо говорить не получалось. И опять Стас, Катя…

Видя, что остановить меня невозможно, папа слушал, кивал. И только когда я дошел до Иванки, его как подменили.

— Так! А ты что? — Он даже забыл, что я болен. Стал раздражаться, что тороплюсь. Переспрашивал.

— Попросила ручку? Стержни! Да, стержни — это смешно. Иванка? Странное имя для девушки, живущей в центральной полосе. Ну-ка, где ее письмо? Лежи, лежи!

Он надел очки, полез во внутренний карман своего пиджака и вынул оттуда знакомый, мелко исписанный листок.

— А почему оно у тебя?

— Случайно. Ты сунул его в свои заграничный паспорт. А я его ходил менять: есть же все-таки какие-то сроки.

Интересно было смотреть, как он читает. Улыбнулся. Нахмурился…

Потом он пошел на кухню, вернулся веселый, с большим соленым огурцом.

— Хочешь?

Наивный вопрос! Я проглотил его в одно мгновение. А что это папа так смотрит на меня?

— Ты хочешь мне что-то сказать?

— А как ты думаешь?

— Думать нечего. Это написано у тебя на лице.

— Что ж, тем лучше… Но давай все-таки начнем с Иванки. Лично мне очень хотелось бы, чтобы ты ее нашел. Городов, конечно, многовато. Но можно разослать письма. Сто. Двести, в конце концов. А написать следовало бы так…

— Как? Я даже фамилии ее не знаю!

— Описать можешь?

— Во всяком случае, не настолько, чтобы ее можно было искать по приметам. Да и примет у нее никаких не было. Девушка и девушка…