— Прекрати! — сказал папа. — Возьми себя в руки. Ты не настолько пьян, чтобы…

— А зачем?

Он что-то ввинчивал мне, орал. А мне было море по колено.

— А зачем? Во — смотри, смотри! — По немому экрану телевизора опять бродили какие-то люди. — Вот это Шамиль. — Я ткнул пальцем. — Усы. Я тебе потом расскажу. А это кто? По-моему, это Люсьена. Видишь, гладит. Вышивает. Варит что-то. Да, да, это Стеша. Скорей! Иди сюда скорей! Посмотри — это же Иванка! — закричал я. — Ива-а-а-нка! — И еще что было сил: — Ива-а-а-нка!

— Ты что? Прекрати! Замолчи немедленно! — Папа метнулся к телевизору, зачем-то на полную катушку врубил звук.

— Для чего? Ну для чего ты так? — тихо сказал я. — Ведь это Иванка. Неужели ты не видишь? Господи, какая она старенькая! Ива-а-нка!..

В этот раз папа возиться со мной не стал. Проснулся я одетый, в том же кресле, в которое сел с вечера. Еще только чуть рассвело, было часа четыре, не больше.

А где же он? Ах, вот оно что — переехал. Из маленькой комнаты он вынес мою постель, свою затащил туда.

Я тихонько приоткрыл дверь. Как всегда, сбросив с себя одеяло, папа спал на моей кровати.

— Спокойной ночи… — сказал я чуть слышным шепотом.

— Спокойной ночи! — вдруг послышался его голос. — И имей в виду, у меня лопнуло терпение. Еще раз это повторится — и пеняй на себя.

— Папа…

— Пошел вон!

На следующий вечер я выпил всю бутылку. Полдороги от автобуса прошел еще более-менее нормально, а дальше все уже было, как в тумане.

— Лопнуло терпение! Ха! У него лопнуло терпение! Слушай, у тебя лопнуло терпение? А зачем?

Как сквозь пелену какую-то вижу его лицо. Какой он огромный! И какой… трезвый!

— Пришел?

— Частично.

— Ну вот и прекрасно. Уж сегодня-то мы с тобой поговорим.

Телевизор не работал. Бутылки нигде не было.

— Садись, садись! Тебе так удобно? — Папа усадил меня в кресло.

— Премного доволен. Дай я тебя облобызаю. Только почему так качаются стены? Нельзя их немного закрепить? Проявить, а потом закрепить!

— Сейчас. Сейчас все проявим.

С этими словами он ушел в ванную и долго было слышно, как там льется вода. «Купаться хочет! — догадался я. — А может, стирает».

Хватаясь за стены, кое-как я добрался до ванной. Скрестив руки на груди, папа стоял вполоборота ко мне и смотрел, как льется вода.

— Течет? — сказал я. — А вот интересно, почему от горячей воды иногда идет пар, а иногда нет?

— Это холодная вода.

— Да?

— Да!

— И что ты хочешь делать в ней? Ловить рыбу?

— Примерно. Хочу привести тебя в чувство. Надо же нам поговорить. Ну-ка, иди сюда, раздевайся! — И он вдруг схватил меня за руку.

— С ума сошел. Что ты делаешь? Этого нельзя! — заорал я. — Ведь я больной. Больной! У меня воспаление.

— Ах вот как! Воспаление? А я думал, что ты просто пьян. Ну-ка, иди сюда! Да иди же!

— Нельзя! Нельзя! — Я уперся в дверную раму ногами.

— Ах, нельзя? — Он на мгновение отпустил одну руку и двинул меня по зубам.

Все перед глазами расплылось, ушло в какие-то ржавые кровяные круги. Теряя остатки сил, я сполз по дверному косяку, пробормотал еще что-то и отключился начисто.

Не знаю, сколько он продержал меня в этой ледяной купели.