– Марлинский, «Страшное гадание». «Я был тогда влюблён до безумия! О, как обманывались те, которые, глядя на мою насмешливую улыбку, на мои рассеянные взоры, на мою небрежность речей в кругу красавиц, считали меня равнодушным и хладнокровным. Не ведали они, что глубокие чувства редко проявляются именно потому, что они глубоки…»

Марлинского Закатов не любил, считая его плохим, напыщенным и многословным подражателем Гофману. К тому же после тех страшных россказней, которых он наслушался ребёнком в девичьей и людской, Никита был искренне уверен, что никакому мистику более не удастся его напугать. Сейчас, читая строку за строкой, он убедился, что мнение его о сочинителе Марлинском осталось прежним. Более того: чтение это весьма мало подходило для беременной женщины.

– Александра Михайловна, вам в самом деле интересно? Может быть, начнём что-то другое? – спросил он, опустив журнал. И увидел, что Александрин сидит, подавшись к нему всем телом и не замечая, что платок соскользнул с её плеч на пол. Губы её были совсем по-детски приоткрыты. В распахнутых глазах ужас мешался с восторгом:

– Умоляю вас, продолжайте! Я… я умру, если не узнаю, чем кончится эта история!

Закатову оставалось лишь вздохнуть – и продолжить.

Кошмарная история была дочитана в первом часу ночи, и заспанная Парашка отвела Александрин в спальню. Вернувшись, служанка доложила, что «барыня в постель упавши, сказала, что нипочём теперь не уснёт – и уже сопят-с!» Обрадованный Никита (он боялся, что Александрин и в самом деле не заснёт до утра) закрыл Марлинского и отправился спать.

С того дня вечерние чтения вошли у них в привычку. Довольно быстро выяснилось, что на Александрин наибольшее впечатление производят страшные романтические повести Марлинского, Сомова и Барона Брамбеуса. Всю эту жуть Александрин выслушивала внимательно и благодарно, в самых страшных местах лишь бледнея и плотнее кутаясь в свой платок. Закатов уже всерьёз беспокоился о том, что подобное чтение излишне волнует молодую женщину. Оставшись один, мысленно досадовал:

«Ну почему у нас никто не пишет ничего весёлого, лёгкого, радостного?! Чего ни хватись – или страсти до трясучки, или несчастная любовь сердцераздирательная, или главная героиня – в пруд головой, или герой – в Жёлтый дом! Удивительно тяжка и мучительна русская проза… Со стихами получше, но ведь стихи понимать надобно уметь! Вот ей-богу, впору самому сочинять садиться!»

Но сочинительского таланта Никита Закатов был лишён напрочь. Понемногу прошёл метельный, снежный март, прекратились апокалиптические снегопады. Солнце теперь подолгу висело в очистившемся небе – ясное, умытое, словно удивляющееся долгожданной свободе. Круглые весёлые тучки вереницами пересекали небосвод. Наладился санный путь, и Кузьма с Авдеичем наконец-то выбрались в Бельск. Перед выездом они накрепко забожились барину: у кумовьёв и сватов не останавливаться, ни в коем разе не запить и вернуться на другой же день.

Разумеется, сдержать такую чудовищную клятву мужикам оказалось не под силу. Воротились они лишь вечером пятого дня. Разгружая мешки с почтой и оказией, они имели крайне многозначительный вид и дружно дышали в сторону.