– Но, помилуй, как бы ты смог защитить её? – как можно равнодушнее пожал плечами Иверзнев.

– Не знаю. Право, не знаю! – не глядя на него, хмуро выговорил инженер. – Но, возможно… может быть… Я ведь всё же мужем ей был, чёрт возьми! Наверное, нужно было что-то сделать. Хотя я представить себе не могу – что! Не переселяться же мне было к ней, в самом деле!.. Да Лидия бы этого и не вынесла… – Лазарев вдруг странно усмехнулся. – Как знать… может, она и впрямь этого поляка любила? Должно же у человека хоть раз в жизни проснуться к кому-то настоящее чувство… Особенно если человек этот – женщина. Ведь, смотри, вывезла же она его товарищей в Иркутск! Всем на свете рискуя, вывезла! Значит, всё же было что-то…

– Вася, но ты же споришь сам с собой, – осторожно возразил Иверзнев. – Она боялась Стрежинского до смерти, ты же сам говорил. Мне до сих пор не известно, как он убедил Лидию Орестовну помочь им. И ты в самом деле уверен, что должен был вмешаться в эти отношения?

– Не должен, конечно… Чёрт… – Лазарев мрачно тёр кулаком лоб. – Но мне, Мишка, неспокойно. Уж очень непонятной эта смерть её вышла.

– В таком случае даю тебе слово чести и слово врача, – просто сказал Михаил, – что ты никаким боком к этой смерти не причастен. Моему честному слову ты поверишь? Или для убедительности образ поцеловать?

– Мишка! – Лазарев резко повернулся к нему. – Ты наверное говоришь? Она не травилась ничем? Не зарезалась?! Я видел там кровь затёртую на полу, под кроватью! Откуда она взялась?

– Васька, не будь идиотом, – Иверзнев прямо смотрел в недоверчивое лицо друга. – Кровь у женщины под кроватью может быть по куче причин. Ты женатый человек, и не мне тебе объяснять! Уймись, душа моя, успокойся… Не было там никакой метафизики. Ты ни в чём не виноват.

– Ну… коли так… – Лазарев попытался усмехнуться – и не смог. Подойдя к столу, налил себе в чайную чашку водки – и залпом, большими глотками, словно воду, выпил её. Михаил подвинул к нему блюдо с холодной медвежатиной.

– Закусывай, чудовище. И так уже пьяный совсем… И иди к Меланье. Она целый день ждёт. Ты с ней венчаться собираешься?

– Как только траур выдержу.

– Правильно.

Лазарев поднял голову. Хотел было сказать что-то ещё, но лишь странно усмехнулся, хлопнул друга по плечу и, не оборачиваясь, быстро вышел из комнаты.

Таких снегопадов, как в эту зиму, не могла припомнить даже свекровь Прокопа Силина – самая древняя старуха в Болотееве. Иссиза-серые тучи, ворочаясь и шевелясь, словно сонные доисторические ящеры, сползались над округой с раннего утра. Сначала они роняли на деревню несколько редких снежинок, будто проверяя – хорошо ли летят и легко ли ложатся. Затем просеивали несколько пригоршней мелкой колючей муки. А затем вдруг сходились грозно и плотно – и словно вспарывались сами собой, обрушивая на землю валы крутящихся хлопьев. Выйти из дому в такую пургу было немыслимо. Все окрестные мужики давно уже ездили в лес по дрова целыми артелями. Спешили, рубили кое-как, бросая на розвальни целые нераспиленные лесины, торопились вернуться до очередной снежной бури – и всё равно их накрывало в нескольких саженях от деревни. Санный путь мгновенно заваливался – и бабы, плача и перекликаясь, часами ползали по сугробам, отыскивая своих благоверных.