С позиций немцев всё плоскогорье, несколько наклонённое к Муста-Тунтури, — как на ладони. Появилось движение — хоть группы, хоть повозки, отдельного бойца, дымок над землянкой, огонёк или вспышка выстрела — следуют пулемётные очереди, миномётный или артиллерийский обстрел. Для немцев вся Долина Смерти условно разбита на квадратики, особенно наши пути. В зависимости от того, где ты сейчас идёшь, можешь ждать попадания в голову, живот, ноги. У них — фиксированные прицелы огневых точек. И тут уж как повезёт. Он, сидящий в блиндаже или за стальной призмой с прорезью, либо нажимает на гашетку, либо отвлёкся от прицела, потянувшись за сигаретой, глотком шнапса — большое дело в удобствах…

В «мёртвой зоне» — пакгауз. Отсюда начало всех путей: направо на первый и второй, налево — на третий, четвёртый и пятый ОП. Вершины, западные и южные склоны заняты противником. Кроме того, фашисты имеют выходы и в седловинах, и с господствующих высот, из глубины обороны, сопок «109,0», «Яйцо», «Безымянная», «122,0», «449,0». Груз наш ждут. В первую очередь патроны и гранаты. Известно, что немецкий ОП здесь рядом, через небольшую седловину, — кидают гранаты друг другу в окопы.

Путь на четвёртый ОП. Здесь идёт постоянная, зверски упорная борьба за погранзнак. Он стоит, падает, его опять устанавливают, немцы опять сбивают. Наша земля! Так и стоял-поднимался до тех пор, пока фрицев не погнали. Потом говорили — на всей границе единственный.

Обратно несём раненого. Длинный изматывающий подъём. Снег зернистый, с песком, гравием, осколками, гарью. Санки не скользят. Вдогонку — пулемётные очереди. По траншее в любом случае не пойдёшь с волокушей. Беспорядочный разброс минных разрывов, но хоть гори, хоть вся земля взрывайся, идти и тащить надо. И так до двенадцати ноль-ноль. Теперь обед и до тринадцати ноль-ноль будет тихо. Цепочки и с той, и с нашей стороны к озеру у высотки «Блин». Общий водопой! Как в сказке. Смешно. С часу опять «молотилка».

Каждая ходка выбивает одного-двух человек, иногда половину группы, если очередью накроет. В каждой следующей ходке остатки соединяются в новые группы. За месяц от роты в шестьсот человек остаётся едва отделение. Тогда на «боевую тропу» встаёт новая рота…

— Ты сейчас растеряна, это понятно. Ты хочешь отправить письмо, поговорить с подругой. Это просто. Попроси Букашку. Он где-то в цехе играет с Марусей.

— Маруся — это твоя рысь?

Сознание Тины отчаянно цеплялось за остатки нормального мира, в котором весёлые дети играют с домашними животными. С добрыми кошками и ласковыми собаками. Восьмилетний беспризорник по кличке Букашка и рысь по имени Маруся гоняют бантик в руинах завода на краю бывшей империи. Нормальнее некуда.

— Да, она у меня вроде поводыря. Знаешь, как бывают собаки у слепых? Только мне поводок не нужен, я её и так чувствую. Только она ещё совсем молодая, годик с небольшим, ей играть хочется. А я… ну, в общем, я не очень это люблю. Так что повезло Марусе с Букашкой.

— Понятно… Ну, до свидания, Дезире. До свидания, Федора и Родион.

— Ловец! — окликнула Дезире.