Рывок! Я снова в кабинете. Руку словно обожгло. Петров с будничным видом прячет ткань в ящик.
– Видели? – произнес он с ледяным спокойствием.
– Да и…
– И это лишь вершина айсберга, а вот что скрывается под водой, я вам сейчас поведаю. Уверяю, что вопросы отпадут сами собой.
Глава 4
«…На другое утро Лермонтов, входя в комнату, в которой я со Столыпиным сидели уже за самоваром, обратился к последнему, сказал: «Послушай, Столыпин, а ведь теперь в Пятигорске хорошо, там Верзилины (он назвал несколько имен); поедем в Пятигорск». Столыпин отвечал, что это невозможно. «Почему? – быстро спросил Лермонтов. – Там комендант старый Ильяшенков, и являться к нему нам ничего, ничего не мешает. Решайся, Столыпин, едем в Пятигорск». С этими словами Лермонтов вышел из комнаты. На дворе лил проливной дождь… Столыпин сидел, задумавшись. «Ну что, – спросил я его, – решайтесь, капитан?» – «Помилуйте, как нам ехать в Пятигорск, ведь мне поручено везти его в отряд…» Дверь отворилась, быстро вошел Лермонтов, сел к столу и, обратясь к Столыпину, произнес повелительным тоном: «Столыпин, едем в Пятигорск!» С этими словами вынул из кармана кошелек с деньгами, взял из него монету и сказал: «Вот послушай, бросаю полтинник, если упадет кверху орлом – едем в отряд; если решкой – едем в Пятигорск. Согласен?» Столыпин молча кивнул головой. Полтинник был брошен и к нашим ногам упал орлом вверх. Лермонтов вздохнул и недовольно проворчал: «В отряд…» – Лошади были поданы…»
У меня в руках рукописные строки на испачканных чернилами, покрытых рисунками листах, хранящихся в архивах всесильного Третьего Отделения. Автор – отставной корнет Борисоглебского уланского полка Петр Магденко. В тысяча восемьсот сорок первом году ехал в Пятигорск в собственной четырехместной коляске с поваром и лакеем и стал свидетелем и участником судьбоносного для Лермонтова поступка. Разница заключается лишь в том, что в «моей реальности» полтинник упал вверх решкой, отправив поэта к месту его будущей дуэли и гибели. Здесь наоборот. Здесь судьба иная. Здесь Лермонтов миновал дуэльной пули, остался жив, рубился и уцелел в Ичкеринском сражении и Даргинском походе[59], затем вновь перешел в гусары, воевал в Венгрии, вышел в отставку. Знал ли он, догадывался ли, какие еще замысловатые жизненные выверты ждут его впереди?
Теперь ему уже неважно. А вот мне важно. Тем более теперь, когда благодаря объяснениям Петрова я наконец-то въехал в суть происходящего.
Начну по порядку.
Пункт первый. Реальность, где юный Лермонтов по заказу Штерна пером-дротиком убил императора Николая, сгинула по вполне понятным причинам.
Пункт второй. Реальность, где уже я рукой Лермонтова и по заданию Штерна должен был вновь убить монарха, но не убил (благодаря вмешательству Петрова), а сам поэт остался жив, спасена, но все еще находится под угрозой уничтожения. Почему? А вот почему.
Пункт третий. Обломавшись с вариантом «Киллер Крынников», старый безумец пустил в ход вариант «напущу в николаевское время других гостей из будущего, пущай развлекаются».
А дальше снова продолжается шахматная партия. Штерн делает ход – вытаскивает из Второй мировой британский эсминец «Акаста» (фашистская шлюпка с МР-40, гранатами и прочим тоже его рук дело) и топит «Палладу» со мной на борту. Петров отвечает «Щукой» и моим спасением с освобождением. «Нормальный» ход истории пока восстановлен, а мне, собственно, предлагается два варианта дальнейших действий. Первый – поверить Петрову и, выполнив уже его задание здесь, в этой реальности и времени, гарантированно вернуться наконец-то домой. Второй – продолжать прежнее «сотрудничество» со Штерном, чего Петров делать категорически не советует.