«Здравствуйте, Михаил Иванович! – говорят мне спасители. – Вы прошли кастинг на главную роль в фильме «Ночь живых мертвецов: Крымская кампания». Теперь нужно подписать контракт, и вперед на съемки, а то у нас аренда почасовая, три эпизода здесь по плану снимаем. Массовке и персоналу опять же плати…»
Фантазия, конечно. Какая тут ночь, когда утро уже.
Я лежу на носилках. Надо мной брезентовый купол шатра. С огромным трудом, но начинаю приподниматься. Холода не чувствую. Словно не декабрь сейчас, а май.
Нет, все же декабрь. Внутренним чутьем ощущаю зиму, а в ноздри бьет уже хорошо знакомый запах карболки и йодоморфа. Значит, опять госпиталь.
– Лежите! Вам нельзя пока вставать! – укоризненно произнес человек в белом халате, надетом поверх гимнастерки. Я не спорил. Не до споров мне сейчас, когда рядом двое матросов осторожно ведут под руки своего товарища с окровавленной ногой. Одеты тоже примечательно: на плечах плащ-палатки, под ними фланевые темно-синие рубахи и тельняшки; парусиновые серые брюки заправлены в кирзу; на головах бескозырки, поверх которых натянуты самодельные зеленые чехлы, сшитые из маскхалатов. Под плащами можно разглядеть стволы ППШ. И еще плюс к этому неизменная дружеская поддержка в трудную минуту:
– Ничего, Паша, ничего. Главное – кость цела, а остальное заживет. На тебе ж, как на собаке, все зарастает, вот и сейчас выздоровеешь.
– Это точно. Нельзя сейчас долго болеть. Вот тут закончим и прямиком на Берлин. У меня к Гитлеру и всей его фашистской мрази долгов знаешь сколько скопилось? Надо бы вернуть.
– Да тише вы. Курить охота.
– Возьми мой.
– Знаю я твою махорку. Горлодер проклятый. Не табак, а сущий уксус… Нет уж, спасибочки за такое предложенице, а только уксусу мне не надо…
– Где он?! – раздается поблизости.
– Тут, товарищ генерал.
Надо мной могучей громадой склонился еще один военный в наспех накинутом на шинель халате.
– Жив? – тихо произнес он. – Это хорошо. Только не вздумай отключаться, а тем более умирать. Зря я, что ли, столько времени со всем отделом тебя искал и нашел. От вездесущего Валерки Морковина ведь еще никто не мог скрыться. Я найду. Я – ученый…
Глава 18
«Товарищи бойцы и офицеры 4-го Украинского фронта! Под вашими ударами в течение трех дней рухнула «неприступная» немецкая оборона на всю глубину перекопских, ишуньских, сивашских и акманайских позиций. На шестой день вами занята столица Крыма – Симферополь – и одни из основных портов – Феодосия и Евпатория… Сегодня части армий вышли к последнему рубежу севастопольской обороны противника на реке Черная и хребту Сапун-гора, что в 5–7 км от Севастополя. Необходим последний организованный решительный штурм, чтобы утопить противника в море и захватить его технику, к этому вас и призываю. Вперед на решительный штурм!»
В мае 1944 года во время Крымской наступательной операции эти строки стали не просто началом освобождения Севастополя и всего Крыма из фашистских когтей[126], но и началом еще одного сражения, случившегося хоть и в ином времени и реальности, но на все той же русской земле. И сражение это стало неожиданным отнюдь не для всех солдат и офицеров Приморской армии. С августа 1941 года воевали в ее рядах знакомые мне люди из двадцать первого века. Какими путями там очутились Докучаев, Садовский, Морковин и прочие «форточники», мне так и не удалось выяснить, но факт остается фактом: попали, освоились, начали воевать.