— Я буду счастлив служить вашему высочеству, — поклонился Панин.

От встречи с великой княгиней Панин ожидал большего: он думал, что она прольет свет на положение, сложившееся при дворе в связи с болезнью императрицы, но все ограничилось ни к чему не обязывающей беседой. Великая княгиня либо не доверяла ему, либо считала его еще неподготовленным для большего.

При выезде из Петергофа Панину встретилась карета Понятовского. Он узнал польского посла сразу же, хотя тот и сидел в глубине кареты, стараясь не показывать лица. «Странное совпадение, — подумал он, — утром встретились в приемной канцлера, и вот новая встреча, уже здесь… Уж не канцлер ли направил его за мной по пятам?»

Панин высунулся из дверцы, чтоб посмотреть, куда свернет обольстительный чужестранец. Заметив, что карета направилась ко двору, удивленно покачал головой: ну и дела…

После победы при Гросс-Егерсдорфе все ждали, что Апраксин поведет армию дальше, в глубь неприятельской территории, но он не торопился давать на сей счет каких-либо распоряжений. Став лагерем, армия бездействовала. Многие генералы и офицеры не скрывали своей досады: почему главнокомандующий так нерешителен, почему не идет вперед? Почему бы, например, не атаковать Кенигсберг, до которого рукой подать? Левальд разбит, остатки его войск рассеяны по лесам, он не сможет защитить город. А в городе том — хлеб, фураж… В Кенигсберге можно, наконец, облюбовать зимние квартиры.

— Главнокомандующий ожидает возвращения из Петербурга курьера, — оправдывали Апраксина некоторые штаб-офицеры. — Вот вернется граф Панин с новыми повелениями Конференции, тогда и двинемся.

В сентябре Панин наконец заявился. Однако и после этого не последовало долгожданной команды. Хуже того, на совещании главных командиров он объявил о своем решении отвести армию на восток, за реку Неман.

— Наша армия в трудном положении, — говорил он. — Впереди зима, а у нас нет фуража, продовольствия. Нам нельзя больше оставаться на чужой земле.

— Прошу позволения, — поднялся генерал Сибельский. — На каком основании ваше высокопревосходительство изволили заключить, что в армии не хватает фуража?

— На основании поданных мне рапортов.

— Каких рапортов? Я лично такого рапорта не представлял.

Апраксин не ответил.

— Прошу высказаться, господа, — обратился он к собравшимся.

Высказываться, однако, никто не решался. Все ждали дополнительных разъяснений. Такие разъяснения мог дать граф Панин, ездивший в Петербург с реляцией и побывавший на приеме у государыни. Но Панин молчал.

Слово снова взял генерал Сибельский. С темпераментом саксонца он заявил, что, по имеющимся у него сведениям, армия обеспечена фуражом в достаточном количестве, и это не может служить поводом для отступления. Генерал призывал идти на Кенигсберг. Овладев этим крупнейшим портовым городом, армия получила бы в свое распоряжение и фураж, и продовольствие, которыми забиты портовые склады. Кроме того, расположившись в сем городе, армия стала бы получать все необходимое из Петербурга по морю.

— Не отступать, а идти вперед — вот наш долг, — с жаром говорил Сибельский. — Подумайте, что скажут о России ее союзники, если вернемся обратно за Неман? Со стороны России по отношению к союзникам это явится прямым предательством.