— Кто это? — спросил Панин секретаря.

— Польский уполномоченный граф Понятовский, — ответили ему.

«Не тот ли самый Понятовский, которого злые языки называют любовником великой княгини? — подумал Панин. — И если тот самый, то какое ему дело до великого канцлера?» Эти вопросы не оставляли Панина всю дорогу от Петербурга до Петергофа, места пребывания великой княгини. Пока он жил в Петербурге, ему много рассказывали о странностях ее жизни, рассказывали с сочувствием. Говорили, будто супруг ее, великий князь, не способен дать ей полного счастья, поэтому она вынуждена принимать ухаживания других мужчин. Некоторые утверждали даже, что сын ее Павел[15] рожден не от законного супруга Петра Федоровича, а от первого ее любовника, графа Салтыкова, человека очень красивого, но недалекого умом. И еще говорили, будто бы к сей любовной истории руку приложил сам великий канцлер, который считал, что престолу российскому обязательно должен быть еще один наследник… После того как Салтыков сделал свое дело, канцлер услал его за границу. Великую княгиню это не расстроило: ее сердцем вскоре завладел другой человек — граф Понятовский.

Панин верил и не верил этим салонным разговорам. В голове не укладывалось, чтобы такая умная, начитанная и в высшей степени порядочная женщина могла с такой легкостью вступать в связь с мужчинами. В то же время он помнил, как она вела себя на его свадьбе, будучи посаженой матерью, какими глазами взглядывала на молодых гостей, это были взгляды женщины страстной и чувственной.

В Петергофском дворце Панину неожиданно встретился сам великий князь, который шел по коридору вместе с архиепископом Новгородским Дмитрием Сеченовым.

— Ах, Петр Иванович! — обрадовался встрече великий князь. — Очень кстати приехали. Известно ли вам о болезни государыни? Говорят, она при смерти.

Панин отвечал, что слышал об этом, но не считает болезнь опасной и, как все россияне, надеется на милость Божью.

— Все мы любим свою государыню, — сказал великий князь, — но ведь и она не бессмертна. А враги наши того только и ждут…

— Враги хотят лишить тебя законных прав, — с отеческим внушением заметил архиепископ, — а ты этому не хочешь верить. Вчера великий канцлер весь день находился в Царском Селе, хотел пройти к императрице. Ждут там его и сегодня. Канцлер что-то замышляет. Может статься, не ты, а цесаревич получит наследные права.

— Этому не бывать! — вскричал великий князь.

— Государыня так больна, что может подписать любую бумагу, какую ей подложат, — резонно промолвил архиепископ. — Мой совет: немедля ехать в Царское Село и не покидать одра больной.

Великий князь помолчал, раздумывая.

— Что ж, я уже решил, поедем. Извините, граф, — добавил он, обращаясь к Панину. — Жаль, что не удалось поговорить. Если желаете, можете провести время у великой княгини. Она сегодня не так зла и охотно вас примет. — С этими словами великий князь, смешно выбрасывая вперед негнущиеся ноги, направился к выходу. Старец-архиепископ засеменил за ним, правой рукой опираясь на посох, а левой разглаживая серебрившуюся бороду.