— Гм, пожары… — на какие-то секунды смутился Апраксин. — Но это военная необходимость. Мы любой ценой должны лишить противника преимуществ, не дать ему закрепиться в селениях.

— О каком противнике идет речь? — изумился Румянцев. — О нескольких эскадронах? Дайте мне кирасирский полк, который сопровождает обоз, и я, клянусь вам, уничтожу эти вражеские эскадроны.

— Нет, граф, это невозможно. Не имеет смысла. Сражение, которое мыслите учинить, только бы нас задержало. А Неман уже рядом, к тому же, как вы изволили доложить, и мосты готовы.

Апраксин отодвинулся в глубь кареты, Румянцев понял, что ему ничего не изменить, сел на коня и поскакал разыскивать свои полки.

Авангардные части армии достигли Немана 13 сентября, а 15 сентября на западном берегу реки уже не осталось ни одного солдата. С этого дня фельдмаршалу можно было не бояться нападения неприятельских эскадронов: армия находилась в полной безопасности.

Во второй половине сентября здоровье императрицы стало поправляться. К Покрову дню она уже могла вставать с постели и даже позволяла себе заниматься государственными делами. Как не хотелось приближенным огорчать ее плохими вестями, а пришлось. Да и мыслимо ли было утаить от нее загадочную историю отвода русских войск с вражеской территории? Вокруг этой истории в Петербурге ходили разные толки. Одни говорили, что Апраксина подкупил через английского посланника Фридрих Второй, который-де дал ему за то, чтобы ушел из Пруссии, сто тысяч талеров. Другие видели в его шаге — выводе армии из Пруссии — желание угодить великому князю Петру Федоровичу, не желающему войны с Пруссией. Если бы, рассуждали сторонники этой версии, болезнь императрицы привела к смерти и Петр Федорович взошел бы на престол, он по достоинству оценил бы поступок главнокомандующего.

Узнав о самовольном отводе войск, императрица назначила расследование дела. Апраксина потребовали к отчету в Петербург, обязав сдать командование армией генерал-аншефу Фермеру. Апраксин выехал сразу же по получении указа. Однако до Петербурга не доехал: на полпути его остановили, взяли под стражу и приказали оставаться в Нарве, пока не подъедет следственная комиссия. Спустя некоторое время его снова усадили в карету и повезли в селение Четыре Руки, что недалеко от Петербурга, и заточили для ведения следствия в небольшом летнем дворце, принадлежавшем царской фамилии.

Елизавета Петровна требовала, чтобы ей докладывали обо всем, что выпытает следственная комиссия. И вот тогда только стал проясняться для нее смысл авантюры Апраксина. Оказалось, что к делу об отводе армии в Россию, поближе к Петербургу, имел прямое отношение великий канцлер Бестужев-Рюмин. И не только он. В делах Апраксина были обнаружены адресованные ему письма великой княгини Екатерины Алексеевны.

Императрица оказалась в сложном положении. Надо было принимать какое-то решение, а какое — она еще не знала.

Бестужев-Рюмин собирался ехать на службу, когда ему доложили, что в гостиной его ожидает княгиня Елена Степановна Куракина.

— Елена Степановна? — переспросил он, не ожидавший такого визита.