Императрица снова села за письмо. «Что это значит? — возмущалась она. — Без сомнения, у тебя явилась эта мысль сгоряча, когда ты думал, что весь флот погиб. Но что же станется с остальной частью флота после эвакуации? И как начинать войну после эвакуации?.. Лучше было бы атаковать Очаков или Бендеры, обратив таким образом оборону в наступление — что ты сам признал более подходящим для нас. Притом же не на одних нас дул ветер, я думаю. Не робейте! Мужайтесь!..»

Прошла зима, наступила весна 1788 года. Объявленная война все еще не развертывалась во всю ширь, стороны выжидали, не решаясь перешагнуть тот рубеж, после которого уже не бывает относительного спокойствия, а бывает то, что вызывает кровь и смерть.

В течение всего этого времени Екатерина не оставляла Потемкина в покое, забрасывала его письмами — то повелительными, то умоляющими, нежно-дружескими.

Потемкин отвечал редко, да и письма его не радовали. Он не решался менять образа действий. Только в июле пришло долгожданное донесение: Потемкин наконец-то привел войска в движение и осадил Очаков. Австрийский корпус в свою очередь расположился под стенами крепости Хотин.

Екатерина перекрестилась: давно бы так!.. Радостная весть была особенно кстати, потому что над ее империей нависла угроза с северо-запада. Войдя в союз с Турцией, на Россию двинула свои войска и флот Швеция.

Назначение командующий Украинской армией Румянцев воспринял со сдерживаемой душевной болью. Он отлично знал ограниченные полководческие способности Потемкина, и было обидно, что государыня отдала предпочтение этому человеку. Но хоть и больно было, а недовольство свое никому не высказывал. Больше того, когда граф Салтыков, переведенный в его армию, стал возмущаться несправедливостью решения государыни, он резко оборвал его, заметив, что долг солдата не осуждать решений своих повелителей, а служить там, где ему укажут.

Долг… Какое же оно спасительное, это слово! Щит, за который всегда можно упрятаться, когда тебя начинают тревожить сомнения. В свою пору Румянцев-отец ненавидел императрицу Анну Ивановну, ее фаворита Бирона, тем не менее служил им исправно, как служил когда-то Петру Великому, оправдывая это долгом перед отечеством. Тогда он, Румянцев-сын, осуждал отца, а теперь сам прикрывался тем же.

Осень и зима прошли в заботах об укомплектования полков. К военным действиям Румянцев смог приступить только в мае 1788 года. По плану, присланному из Петербурга, он должен был занять пространство между Днестром и Бугом.

Вступив на территорию противника, Румянцев двинул корпус генерала Эльмпта к Пруту, чтобы спугнуть стоявших там татар. Татары не стали принимать боя и бежали в сторону города Яссы. Вскоре, однако, они изменили направление и стали сосредоточиваться в районе Рябой Могилы. Когда их собралось там до 60 тысяч, Румянцев направился туда с основными своими силами.

Но татары и на этот раз не стали принимать боя. Они помнили, чем кончались сражения с «Румянц-пашою» в прошлую войну, и не желали рисковать.

Гоняться за подвижными войсками противника не было смысла, и Румянцев приказал армии остановиться на позициях, намеченных к занятию еще до ее выступления. Это оказалось очень кстати, потому что в армии к этому времени стали ощущаться большие трудности со снабжением. В полках истощились запасы продовольствия, не хватало пороха, амуниции.