Екатерина появилась в Киеве через несколько дней. Она осмотрела город, после чего сразу же поехала к Румянцеву, в его загородное имение. Там гостей ждал обед, ждал отдых. Этим имением, как и многим другим, Румянцев был обязан ей, императрице, и потому считал своим долгом щедрость оплатить щедростью.

Румянцев не ошибся в своем предвидении: вояж императрицы обострил отношения с Турцией. Порта встревожилась не на шутку. Она верила западным странам, а те давали понять, что сей вояж совершается неспроста, и советовали на всякий случай собрать на Дунае как можно больше войск.

К моменту приезда Екатерины в Тавриду войска Турцией в основном были уже собраны, фитиль в пороховую бочку вставлен, оставалось только поднести к нему спичку. И спичка была поднесена…

По наущению Порты кавказские горцы совершили набег на русские земли. В ответ на это русский посланник в Константинополе Булгаков по предписанию Потемкина пригрозил Порте «серьезными мерами». Порта в свою очередь выставила свои требования, свои угрозы. И тут началось…

Было еще не поздно залить водой фитиль войны. Екатерина и Иосиф вызвали в Севастополь, где завершали вояж, своих посланников при Порте, чтобы лучше узнать обстановку и дать им нужные наставления. Булгаков приехал осунувшимся от тревог и волнений. Он доложил, что Англия и Пруссия почти открыто призывают султана к войне с Россией, и султан, по всему, намерен последовать их совету. Во всяком случае, — армия турок быстро увеличивается, а на площадях и улицах Константинополя только и разговоров, что о войне… Австрийский посланник Герберт сообщил своему монарху примерно то же самое.

Выяснив обстановку, государи и министры собрались на совещание. Надо было принять разумное решение. Положение усугублялось тем, что к сообщениям посланников примешивалась еще одна неприятная весть: в Австрийских Нидерландах начался мятеж, пламя которого усиленно раздувалось ветром из Берлина.

На совещании присутствовал французский министр граф де Сегюр. Опытный дипломат повел себя несколько странно. Он оставил в стороне сообщения русского и австрийского посланников в Константинополе и все свое внимание сосредоточил на событиях в Австрийских Нидерландах, давая Иосифу понять, что при сложившихся обстоятельствах ему, Иосифу, следовало бы перевести взор с Константинополя на собственную империю, которой угрожают внутренние опасности. Французский дипломат был настолько красноречив, что Иосиф поддался его обаянию и заговорил о нежелании обострять отношения с Портой.

— Мы тоже желаем мира, — сказала на это русская императрица, — но не ценой унижения.

Иосиф развел руками:

— Будем надеяться на благоразумие султана.

На этом совещание закончилось. Монархи дали посланникам нужные наставления и заспешили домой.

Потемкин провожал императрицу до самого Перекопа. Возможность войны его не пугала.

— Если султан дерзнет нарушить мир, мы разрушим его империю, и имя вашего величества покроется еще более громкой славой.

— Я верю вам, мой друг, — отвечала государыня.

Возвращаясь домой, Екатерина проезжала по двести верст в сутки. Она спешила, ей не терпелось скорее отблагодарить светлейшего князя за все то, что он сделал для нее во время приятнейшего путешествия, новыми знаками милости воодушевить на еще более усердное служение ей и ее империи.