Приблизившись друг к другу, представители некогда враждовавших государств обменялись поклонами. Затем визирь жестом пригласил посла в кресло, сам сел против него на софу. Переводчики остались стоять, Репнин с интересом разглядывал человека, являвшегося правой рукой султана. Его внешность внушала уважение. Крутой лоб, черные, с коричневым отливом глаза, мохнатые брови.

Усевшись, визирь спросил посла о здоровье. Тот ответил и в свою очередь задал аналогичный вопрос. После столь нехитрого выражения учтивости собеседники перешли наконец к главной теме беседы. Репнин сказал, что российская императрица желает твердо и нерушимо содержать «блаженный» мир, заключенный между двумя империями, — и попросил визиря исходатайствовать ему аудиенцию у султана.

Пока Репнин произносил речь, визирь, не шевелясь, смотрел куда-то поверх его головы. Он оживился только после того, как в разговор вступил переводчик. Внимательно, выслушав перевод, он тут же начал ответную речь.

Переводчик переводил:

— Его сиятельство отвечает вашему сиятельству, что он со своей стороны, желая утвердить и сохранить блаженный мир, приложит к достижению этой цели совершенное попечение и труд. Его сиятельство ощущает истинное удовольствие от того, что выбор посольства пал на особу, в коей обитают способность и прилежание к общим интересам обеих сторон.

Едва переводчик закончил перевод визирской речи, как вошли слуги с серебряными подносами. Они поставили на столик перед визирем и послом конфеты, шербет, кофе, розовую воду. Потом появились слуги с подарками. От имени визиря послу подали соболью шубу с парчовым верхом. Собольи шубы, правда крытые сукном, получили также поверенный в делах, маршал посольства, секретари.

Репнин остался доволен встречей. На следующий день он отправил визирю свои подарки, а когда узнал, что на 1 декабря назначена аудиенция в Серале, послал подарки с секретарями самому султану.

Посещение Сераля было обставлено более впечатляющими церемониями, чем визит к верховному визирю. Через первые ворота дворца Репнин проехал верхом на подаренной ему лошади, но у вторых ворот пришлось спешиться. Стоявший здесь чиновник предложил сесть на лавку, поставленную у ворот, и ждать приглашения в Диван. Он добавил при этом, что так поступают все послы.

Репнин возмутился. Сесть на простую лавку и униженно ждать? Нет, этого он себе не позволит. Другие послы, возможно, и ждали приглашения у ворот, но он, русский посол, делать этого не будет. Он хочет, чтобы его приняли немедленно, если же его видеть здесь не желают, он готов уехать обратно.

У князя был такой решительный вид, что чиновник испугался, как бы он и в самом деле не повернул обратно, и повел его в комнату, где стояли мягкие софы и столы с восточными сладостями. Слуги наперебой стали предлагать угощения.

— Когда же войдем в Диван? — нетерпеливо спросил Репнин.

— Сию минуту, сию минуту, — угодливо отвечал чиновник.

Наконец дверь, ведущая в Диван, распахнулась, и Репнин вступил в овеянное таинствами помещение. Кроме той, через которую вошел Репнин, в помещении имелись другие двери. В одной из них показался верховный визирь, в другой — нишанджи, в третьей — рейс-эфенди. После того как визирь прошел на свое место, Репнину показали на табурет против него. Репнин знал, что для выяснения полномочий его должны были посадить рядом с нишанджи. Теряя терпение, он заявил, что сам перейдет на лавку нишанджи, если не будет приглашен. Визирь в знак согласия склонил голову, и Репнин перешел туда, где ему полагалось быть.