Не выдерживая, хватаю эту мразь сзади за шею, и за шкирку волоку в ванную комнату. Она верещит и вырывается. Боже дай мне сил, не впечатать её башкой в кафель!
Открываю холодную, и засовываю головой под воду. Отплевываясь захлёбывается. Скребет когтями по фаянсу.
— Дэм! Демид! — в ужасе залетает Злата. — Перестань! Что ты делаешь?!
— Выйди! — рявкаю я, макая эту тварь в набравшуюся в раковину воду.
Злату ты травила, да??
Оттолкнув аккуратно Злату, запираю дверь.
Наталья, рыдая и откашливаясь сползает по раковине вниз. Сметаю в ярости ей на голову многочисленные баночки. Взвизгивает, закрываясь руками.
Мне мало! Мне жаль, что она не мужик, я мозги хочу ей вынести!
— Макс! — слышу испуганный крик Златы.
Присаживаюсь перед Натальей, за волосы поднимаю её лицо выше.
— Достаточно трезва, чтобы услышать меня?
— Да! — испуганно.
Макс вышибает двери.
— Демон! — настороженно.
За его плечом перепуганная Злата. Раскрываю ладонь, тормозя Макса.
— Завтра, — снижаю я обороты, — тебе привезут документы на отказ от ребёнка. Подпишешь. Иначе твой сын будет сиротой. Всё.
Выдохнув, прохожу мимо Макса в комнату. Там шокированная Злата.
— Всё хорошо, — пытаюсь погладить её лицо трясущимися руками.
Она отшатывается от меня, косясь на ванную.
— Так нельзя, Дэм… — шепчет она.
— Я сам знаю, как можно, а как нельзя.
Развернувшись, выбегает из комнаты. Закрываю глаза. Ну, а где я не прав?
Глава 32. Чудовищно
Поднявшись наверх, я не иду в нашу комнату. Интуитивно, мне хочется оказаться сейчас подальше от Демида. И я захожу в самую дальнюю комнату, где уже пряталась от него, ещё когда только переехала в этот дом. Точно в такой же ситуации. Когда он пугал меня.
Шторы здесь тёмные, тяжёлые и не пропускают свет.
В сумраке я стягиваю плед с кресла и, завернувшись в него, сворачиваюсь на диванчике, невидяще глядя на дверь.
Зачем он так? В его силах щёлкнуть пальцами и сегодня же её здесь не будет. Почему, вместо того, чтобы распорядиться, он прессует её…
Мне невозможно это принять! Разве можно так с женщинами?
Закрываю глаза, вспоминая, то, что давно решила забыть. Как душил и бил по лицу меня Дагиев, рвал на мне одежду, унижал… А за пару недель до этого признавался в любви и клялся, что никогда не обидит. Он бы не остановился. Тиша выстрелил…
И после этой картины в комнате Натальи параллели проводятся сами собой. И я вроде бы понимаю, что Черкасов — это не Дагиев. Но… Он иногда ведёт себя чудовищно, неуправляемо.
Слёзы текут из глаз. Наваливается слабость.
— Злата! — слышу его голос в коридоре. — Злата!!
Уходи. Не могу я пока тебя любить…
Дверь открывается, бьётся об стопор.
— Злата, — делает шаг в комнату.
Опять присаживается передо мной. Сгребает в объятия. Губы скользят по моему лицу. И мои барьеры тут же обрушиваются. Как это может быть один человек, снова поражаюсь я.
— Зачем ты так? — шепчу.
— Потому что она тварь.
— А когда ты сочтешь, что тварь я, ты сделаешь также?
— Не сравнивай.
— Отношение к женщине легко может поменяться, Демид. Сегодня ты ненавидишь её, завтра можешь также возненавидеть меня.
— Да ты что, девочка моя? Ты — «мама»! Тебя только за одно это можно бесконечно уважать. Не сравнивай себя с этой кукушкой.