«Очень трагично!» — хотел поерничать Имре, но горло его сдавил спазм, словно от сжатия нескольких призрачных рук. Тело перестало подчиняться хозяину, тело казалось парализованным.

— Он ваш, — сказал Тойво и вновь начал проваливаться сквозь пол, сквозь подвал, сквозь землю, сквозь камни, сквозь воду, сквозь огонь, сквозь черноту.

Тынис склонился над Антикайненом и с озабоченным видом пихал ему под нос ватку с нашатырем. Лохматая Матрена с испуганным лицом продолжала крутить динамо-машину. Товарищ Лацис на всякий случай вытащил свой маузер и приделал к нему кобуру, как приклад.

— Хорош мне в нос ватой тыкать! — сказал Тойво, но его никто не услышал.

Только сейчас он осознал, что наблюдает самого себя со стороны. Вероятно, видит свое тело, будучи духом, или душой где-то вне своей физической оболочки. Эдак, и умереть можно. Эта мысль нисколько не испугала его.

— У него ритм сердцебиения снизился, но стабилен, — бормотал себе под нос Тынис. — Зрачки реагируют на свет. Он словно в глубокой отключке, впал в анабиоз. А что у нас с видимой аурой? Видимая аура отсутствует. Как реагирует рамка?

Эстонец бросил ватку на пол, отошел на пару шагов от испытуемого тела и вытащил рамку — две изогнутые проволочки. Никаких волнений по поводу Тойво он не испытывал, отдавшись целиком на волю эксперимента: останется жив — хорошо, нет — бывает. Впрочем, с чего бы ему помирать?

Рамка в его руках покрутилась, совершив полный оборот, а потом оба ее свободных конца повернулись в одну сторону. Тынис сделал несколько коротких движений руками из стороны в сторону, убеждаясь в направлении, потом пошел мелкими приставными шагами.

— Эй, ты на меня наступишь, — заметил Антикайнен, наблюдая, как эстонец движется прямо на него.

Он сместился в сторону, в тот же момент и усики рамки изменили направление, опять указывая на него.

— Так, рамка реагирует на экзистенциальное воздействие, то есть, мы имеем, что должно, — бормотал между тем Тынис. — Эх, нет возможности взвесить тело! А что у нас с болевым порогом?

Он убрал свои рамки обратно в саквояж и снова подошел к неподвижному без признаков жизни телу Антикайнена. Откуда-то взявшейся булавкой, он ткнул его между большим и указательным пальцем правой руки. Ткнул сильно, вогнав острие чуть ли не на два сантиметра вглубь. Тойво даже ухом не повел.

Точнее, тело даже ухом не повело. Тойво же, как раз, отреагировал.

— Это что за нечеловеческие опыты? — возмутился он. Боли не ощущалось, будто и не с ним вовсе проделывал эстонец эти штуки с иголкой.

— Так, теперь можно с зазеркальем побаловаться, — продолжил говорить себе под нос Тынис. — Стоп, машина!

Это он сказал Матрене. Та, не сразу, но подчинилась. Волосы у нее продолжали стоять стоймя. Она только сейчас это заметила, изрядно сконфузилась и попыталась пригладить их ладошкой.

— Не торопись, барышня, — заметил на это эстонец. — Сейчас еще покрутить придется.

Он соединил один из шаров со стальным зеркалом посредством медной проволоки, чуть-чуть подправил какой-то реостат и махнул рукой: поехали!