Вдруг послышался шум и крики. Девочки брызнули врассыпную, как стайка мальков, и Ромочка увидел Катю. Растрепанная, со строгим побелевшим лицом, она шла по садовой дорожке, замахиваясь на девочек пучком зелени и исступленно повторяя:

— Хрен да полынь! Плюнь да покинь!..

Присказка была дурацкая, Ромочка хихикнул. Но бедным девочкам было не до смеха, они испуганно шарахались от полынного веника, вскрикивали беспомощно, по-птичьи и растворялись в сумерках с тихим плачем. Ромочка пытался остановить их, но они ускользали и таяли…

— Перестань! — взревел Ромочка и чуть не бросился на Катю, но остановился. Наверное, потому, что на тетенек с кулаками нельзя. И еще потому, что внезапно увидел, как просвечивает у Кати внутри что-то близкое этим, всяким-разным, — только она этого, похоже, не чувствует. Ромочка не знал, как описать то, что видел: Катя вспыхнула изнутри. Бледный пламень проступал сквозь ее очертания, тлел в глазах, и Ромочка инстинктивно почуял, что это не только красиво, но и опасно.

Девочки пропали, и стало тихо. Катя с трудом перевела дух и погасла, а потом шлепнула Ромочку горьким веником по голове и плечам, словно жалуя в полынные рыцари.

— Что ж ты за дурак такой, — севшим голосом сказала она. — Они же тебя в реку заберут, не вернешься…

Завороженный белым огнем Ромочка очнулся и понял, какую беду она сотворила.

— А я хочу-у! Хочу, чтоб не вернуться!

Он ревел долго, сбивчиво объяснял, что девочки добрые и он хочет к ним. Мама ушла, он один, ему грустно и холодно — не снаружи, внутри. Ромочка никому не нужен, он больной, уродливый и всем в тягость. А девочки говорили, что он им нравится, а он ни разу в жизни никому не нравился. Он любит их и с радостью ушел бы с ними в реку. Девочки обещали сделать Ромочку таким же, как они, легким и красивым, обещали, что он будет жить с ними, качаться на волнах, играть с рыбами и плести гирлянды из кубышек, а теперь все пропало… Ромочка охрип и опух от слез, глаза щипало, а Катя хмурилась и обрывала с полынного веника листья.

— Можно на ручки? — попросился Ромочка. Он уже устал плакать, но никак не мог успокоиться.

— А?

— На ручки, — угрюмо повторил Ромочка и, забравшись на лавку с ногами, осторожно уложил лохматую голову Кате на колени. Так мама обычно его утешала, как будто Ромочка и снаружи оставался маленьким. Растерянная Катя устроилась поудобнее насколько возможно и опасливо погладила его по голове.

— Они русалки, да? — с закрытыми глазами спросил Ромочка.

Катя помолчала, вспоминая жуткие фигуры с чуткими многосуставчатыми лапами.

— Почему ты их боишься?

— Потому что они страшные, Ромочка.

— Ты тоже, а я тебя не боюсь… ты меня покачай, как мама.

Катя неуклюже качнулась из стороны в сторону и виновато вздохнула:

— Я не умею.

— Почему? Все мамы умеют.

— У меня детей нет.

Ромочка задумался на минуту, не зная, говорить ей или нет, и все-таки сказал:

— Это потому, что она тебе не разрешает…

— Кто?

Он почувствовал, как наливаются жаром впившиеся в плечо Катины пальцы. И неожиданная, почти хитрая мысль сверкнула в легкой Ромочкиной голове.