А потом Иван вдруг заметил, что Косарь с Яромиром начинают двигаться быстрее. И Самосек вроде как потяжелел. Княжич остервенело зажевал одолень-траву, но та уж совсем не давала сока. Он издал сдавленное мычание, с удвоенной силой замолотил по ноге дивия и… забыл об обороне. Рука-сабля шарахнула наискось – все еще медленней прежнего, но уже слишком быстро… и врезалась Ивану в шею.

Тот отлетел, как если б им выстрелили из лука. Но больно не стало. Будто не железиной громадной огрели, а ладошкой девичьей погладили. Только бок изрядно зашиб – там, где упал.

А с пояса свалился уже развязанный платочек деда Всегнева.

Тем временем Яромир куда как удачно воспользовался моментом! Косарь ударил, да вслед Ивану затопал, размахиваясь от души, обеими ручищами… и обнажая железное брюхо!

В него-то Яромир и торкнулся. Прыгнул со всего маху, впечатываясь когтями, проводя ими сверху донизу!..

Косарь тут же вонзил в него клинок… да тот не вонзился. Второй только науз развязался, а сам оборотень в сторону отлетел… и засмеялся довольно.

Иван поначалу не понял, чего это Яромир радуется-то – что царапнуть вражину сумел?.. Так тому и от кладенца худо не стало – что уж ему когти волчьи…

Но тут Косарь замер и принялся… распадаться. У него в брюхе раскрылась щель – да ширилась все, ширилась. Руки-сабли повисли, ноги подкосились, и железный великан рухнул на две стороны, будто сундук распахнутый.

Аж земля затряслась от удара.

– Это ты как его?! – пораженно воскликнул Иван.

– Дык разрыв-трава же, – ответил Яромир, помавая невзрачным стебельком.

Голос его звучал уже совсем обычно. И двигался он как прежде. А вот Иван с трудом двигал руками-ногами. И не из-за удара – просто слабость навалилась такая, словно весь день печку по избе двигал. Разбитый, квелый, он кое-как только поднялся и побрел, волоча Самосек за перевязь.

– Ух, что-то худо мне… – простонал княжич. – Яромир, мне чего так худо-то?

– После одолень-травы всегда так, – отмахнулся волколак. – Я ж тебя упреждал – забыл уже, что ли? Терпи, пройдет скоро.

Мотая головой, как взнузданный, Иван таки добрел до бездыханного Косаря. Дюже было любопытно – что у сего дива внутри? Механизма хитрая, колеса с зубцами, как на мельнице? Али нет ничего, полый, точно скорлупа ореховая?

Не то оказалось, и не другое. Механизма-то там была – с колесами, с иглами, с крючьями, трубками какими-то… только вот не на нее Иван уставился пораженно.

В центре механизмы висел-лежал распятый человек. Пронзенный десятками штырей, с запекшейся на губах кровью, белым как мел ликом, выпученными глазами. Был он не поймешь стар или молод – вроде и юноша, но власа седые, кожа морщинами иссечена.

– Кхр-р-р… – издал невнятный звук он, чуть подымая руку.

Та была насажена на стальные шипы, мертвой хваткой держалась за железную плоть дивия. Поднять ее толком узник не смог. Зато вместо нее поднялась рука самого Косаря – та, что с лезвием.

– Поди ж ты, страх какой, – покачал головой Яромир. – Это вот так вот все Кащеевы истуканы устроены?

– Да не, быть не может! – усомнился Иван. – Обычные-то размером всего в сажень, туда живого человека не запхать!