— Ты бы хоть к папаше за советом обратился, — в своей манере презрительно кривит губы. — Он борща побольше твоего сожрал и понимает, что к чему.

Я вздыхаю и, отодрав зад от столешницы, иду к креслу. Надо прекращать.

— Дед, если ты закончил, то мне работать надо.

— Ишь, деловой, — слышится немедленное фырканье. — Это же Игорю Жданову делать не хер, как в свой рабочий перерыв к тебе в офис с визитом мотаться. Учти, Нику обидишь, я тебе твои американские яйца оторву. А если дочь моя спросит, почему ее старший сын без яиц ходит, не поленюсь пояснить за что.

Дед берется за ручку, и я не удерживаюсь от того, чтобы не спросить:

— А узнал ты как о нас с Никой?

— Потому что как пес озабоченный на нее смотришь. Аж жена моя за столом краснела. Все, уехал я. И кабинет научись закрывать.

Ника

— Так значит ты давно обо всем догадывалась? — спрашиваю маму, лежа у нее на коленях. С одной стороны мне стыдно от того, что она, скорее всего, догадывается, что мы с Максимом блудили под крышей их с дядей Игорем дома, а с другой стороны, испытываю неимоверное облегчение от того, что мне больше не нужно любимой мамуле врать.

— Я предполагала, что два таких красавца могут состыковаться в ваш первый совместный визит. И сильно подозревала, что уже состыковались во второй.

— А как ты поняла, мам? — по-кошачьи жмурюсь от того, что ласковые руки начинают гладить меня по волосам. — Мы вроде ничем себя не выдали.

— Материнское сердце не обманешь, Никуш. Почувствовала я. Аа, ну и еще я вас застукала в твоей кровати. Ты же вечно себя кондиционером морозишь, думаю, дай позабочусь о дочке и выключу. Захожу, а вы там, голубки, в обнимку спите.

От неожиданности я даже голову поднимаю. Вот это палево. Надеюсь, Максим свой бидон не засветил моей маме, а то он обожает скинуть одеяло.

Спрашивать о таком я, разумеется, не решаюсь — скромно краснею и ложусь обратно на мамины колени.

— И чего делать будешь, Никуш?

— С чем, мам?

— С влюбленностью со своей, — следует деликатное пояснение.

Если себя я еще могу обманывать на счет собственных чувств, то с мамой такое не пройдет. Смысла отрицать нет — в Максима я втрескалась по уши, иначе не ощущала бы себя одновременно как самый счастливый и самый несчастный человек на земле.

— Я не знаю, мам. Мы договорились, что все кончится, как только он уедет. И что мы ничего друг другу не должны.

— Эх, Никуш, — вздыхает мама и ее ладонь в моих волосах замирает, — разве бывает так просто?

— Я думала, бывает.

— Не для тебя. Ты же у меня девочка романтичная, хотя и строишь из себя боевого ежика. А Максим мальчик видный, яркий, такие просто так не забываются. И ты тоже нравишься ему. Может, вам стоит поговорить?

— Я же гордая, мам, — силюсь улыбнуться, но в глазах, как назло, наворачиваются слезы. Наверное, потому что я впервые озвучиваю то, как глубоко я увязла. — Хочу, чтобы он сам ко мне пришел.

— А динамишь его почему? — мама кивает на мою ладонь с зажатым в ней мобильным, — Заметила на экране четыре непринятых вызова.

— Так я сокращаю часы нашего общения. Чтобы когда он уедет, мне не было так плохо.