— Привет, дед, — поворачиваюсь к родственнику, стоящему в дверях лицом. — Мои халдеи стучатся, прежде чем войти.

— Правильно делают, — хмыкает тот. — Но я-то не твой халдей.

Тоже верно.

Дед буравит вжавшегося в стену олененка фирменным тяжелым взглядом, и я машинально делаю шаг в сторону, чтобы закрыть ее собой. Я деда никогда не боялся, чего не скажешь об остальных.

— Ника, иди-ка погуляй. Мне с внуком надо поговорить.

Бэмби бесшумно вышагивает из-за меня, пытаясь обойти, но я перехватываю ее руку и притягиваю к себе. Не могу позволить, чтобы дед вышвыривал ее из моего кабинета как провинившуюся преступницу.

Быстро целую ее в губы и провожу рукой по волосам:

— Отчет подготовь мне к пяти, хорошо? Потом со Стасом ко мне вдвоем зайдете.

— Ромео гребаный, — тихо ворчит дед, но сейчас это не важно, потому Ника, кивнув, начинает улыбаться.

Она семенит к выходу, и как только дверь за ней захлопывается, я отрываюсь от стены и иду к рабочем столу, готовясь отражать словесные пули.

— Чтобы ты знал, это я был инициатором. Я к ней подкатил. Ника здесь не при чем.

— Да я даже не сомневаюсь, Максим, — гаркает дед, делая шаг мне навстречу. Довольным он не выглядит, но и шокированным тоже, из чего я делаю вывод, что новость о нас с Никой для него не новость. — Я же тебя черным по белому просил: не лезь к Нике. Девок вокруг тебя мало? Пять миллионов баб в Москве, но ты, хер американский, именно на Любину дочь запрыгнул.

— Я знаю, что тебе обещал, но так уж получилось. На твой брак наши отношения никак не повлияют. Я через две с половиной недели уезжаю, и Ника об этом знает. Мы с самого начала обо всем договорились.

— Ну не пень ты, а, Максим? Договорился он. Баб трахаешь пачками, а ни хрена в них не понимаешь. Не бывает для них просто так, если ты не в курсе. Ты ее только за руку взял, а она себя уже в свадебном мешке вообразила. Ты ей: «Вот из ер нейм?», а она уже от тебя троих спиногрызов родила. Такие они бабы, Максим, и Ника не исключение.

— Дед, ты краски сгущаешь.

— Краски сгущаю? — рявкает тот, да так, что у меня ручки в подставке начинают нервно хороводы водить. — Ты в Америку свою съебешься и дальше трахаться продолжишь, а мне с Любой Нике слюни и сопли подтирать и доказывать, что не все мужики козлы. Козлы, и еще какие, Максим. На тебя достаточно посмотреть.

Тут моему терпению приходит конец, потому что даже из уважения к деду я не собираюсь выслушивать о том, какой я говнюк и урод. С Никой у нас все честно, и мы оба отдаем себе отчет в том, что происходит. И я готов признать, что буду по ней скучать, когда улечу, и она, знаю, тоже будет. Возможно, она бы могла прилететь ко мне в гости на Рождество, например. Не как девушка, а как подруга.

— Дед, я тебя услышал, но вряд ли ты что-нибудь можешь изменить. Мы с Никой уже взрослые, и все самое взрослое между нами тоже уже случилось. Я ее ни в чем не обманывал и надежд не давал. Она это все прекрасно понимает.

Не люблю, когда дед смотрит на меня как на малолетнего дурака, но приходится терпеть. Вряд ли он позволит выгнать себя из кабинета.