Высохнешь тут, если каждую ночь с тебя семь оргазмических потов сходит. И пицца с пармой после семи вечера не помогает. Не то, чтобы я жаловалась — грудь и задница-то при этом на месте.
— Она ест, — разносится над темечком задорный голос Максима, — я за ней присматриваю.
— Ты смотри, какой пищевой опекун выискался, — с подозрением хмыкает оттуда же дядя Игорь, и я вдруг резко начинаю нервничать из-за предстоящего вранья.
Я бы, может, маме и рассказала о наших отношениях с Максимом, так ведь нет у нас отношений. А травмировать Любу Ивлееву тем, что ее единственная и обожаемая дочь стала продуктовой шлюхой, не хочется. Если дядя Игорь о нашем сводном совокуплении узнает это вообще абзац. Максиму что: он внук. Зубами своими белыми посверкал, деда обнял покрепче и все, поплыл ворчливый лев. А я? Не купится грозный мамин муж на мои прекрасные голубые глаза, как пить дать.
Короче, мне становится неуютно, да так, что я трусливо отпрыгиваю в сторону, когда Максим незаметно пытается погладить мою задницу.
За столом я тоже чувствую не в своей тарелке: пока мама с воодушевлением пересказывает Максиму подробности визита в Америку и знакомстве с его родителями, от которых она, к слову, пришла в восторг, я кожей ощущаю взгляд дяди Игоря, который как оптический прицел переползает с меня на Максима, будто решая, кому выпустить мозги. Ясен пень кому он их выпустит. Непутевой падчерице.
— Я пойду спать, — поднимаюсь со стула и чтобы польстить маме, надуваю живот и демонстративно по нему похлопываю. — Накормила от души, мам. И как дядя Игорь только не растолстел на твоих вкусных харчах.
— Плаваю я каждый день и педали кручу, — мгновенно отзывается тот и искоса смотрит на маму.
Оууу. Если меня не подводят зрение и интуиция, грозный лев Игорь хочет выглядеть красавчиком в глазах инженера Любы.
— Тебя не раскормить, — фальшиво сокрушается мама, всплескивая кулинарными руками. — Комплекция у тебя больно атлетическая, Игорь… Повезло с генетикой, такие как ты не стареют вообще.
Ай да мама Люба, дрессировщица моя львиная. Если бы не наше с Кэпом присутствие, дядя Игорь бы об ее коленки уже головой терся, судя по его довольному виду.
Я поднимаюсь в гостевую спальню и, быстро приняв душ, плюхаюсь на кровать. Пытаюсь читать новинку от Акунина, но мысли надоедливым бумерангом возвращаются к Максиму. Встречался ли он когда-нибудь с девушкой в своем Нью-Йорке, какой его любимый цвет, и с каких пор он стал для меня не Кэпом, а просто Максимом. И почему, черт возьми, он до сих пор не скребется в мою дверь, умоляя поцеловать его на ночь.
Потому что дед Игорь охаживает любимого внука веником в бане и потому что вы договорились о воздержании, подсказывает занудный внутренний голос. Спи, Ника.
Даю творению Акунина последний шанс, и когда оно этот шанс бездарно сливает, засовываю телефон под подушку и принудительно погружаюсь в небытие, в котором меня снова настигает вездесущий кэпо-бумеранг. Мне снится, что Максим, одетый в войлочную шапку с надписью «Дух парной, дух святой», стучит веником по моей заднице и приговаривает: