— Трехлитровая? — с надеждой в голосе блеет он.

— Шесть и два, бро, — безжалостно опускаю топор превосходства на его разрисованную шею. — Четыреста семьдесят кобыл.

Умойся слезами, лузер. Даже если ты свою STI всеми Greddy, Blitz и Apexi нашпигуешь, вряд ли выжмешь из своей субтильной японки больше четырех ста.

Но Тимати не сдается: губы в тоске пожевал и отвернулся к Ни-ке:

— У тебя номер мой есть? Я тебе пригласительные достану.

У меня варианта два, либо этого Шумахера ударом в лоб отправить в кому, но это как-то неоригинально; либо… и я выбираю «либо». Обхватываю шею Бэмби рукой и сосу ее рот, словно должен выиграть номинацию «Самый слюнявый поцелуй». Ни-ка отвечает, незаметно щипая меня за косую мышцу, но мне по хер. В срежиссированном в моей голове ролике в этот момент понурый Тимати садится в ладу-седан цвета баклажан и под унылое «Плачут небеса» валит в закат.

— Что это было, Кэп? — бормочет покрасневшая Ни-ка, когда я ее отпускаю. У Тимати и, правда, нервы сдали, и он свалил. Вот и прекрасно.

— Ничего, — говорю. — Накатило что-то. Пойдем уже кушать.

Ника

— Ну что, Бэмби, готова делать вид, что не испытываешь желания залезть мне в штаны? — Максим самодовольно поднимает бровь, словно ни на секунду не допускает такой возможности.

— Я более, чем готова, — в тон ему фыркаю я, — Ты сутки вел себя так, словно завтра наступит апокалипсис, а я последняя женщина на земле, из который тебе непременно нужно добыть огонь. Так что буду счастлива передохнуть хотя бы сутки.

— Мы с ЭмДжеем запасались впрок, — очаровательно скалится Максим, и даже несмотря на наш многочасовой секс на выживание от его улыбки моя упакованная в супергеройское белье мозоль вновь начинает подавать признаки жизни.

Красивый и сексуальный. Но не только. Почти две недели наблюдения дают мне основания видеть в Максиме не только привлекательное юморное мясо, но и его острый ум, тягу к справедливости и ответственность.

— А если я обшарю твои карманы на предмет презервативов?

— Обшаривай, Бэмби, — Максим отрывает руки от руля и поднимает их вверх, — Нарочно не взял ни одного.

— Рули звездолетом, Кэп, — намеренно отворачиваюсь к окну, чтобы не видеть его с смеющегося лица и не поддаваться соблазну изрядно покопаться у него в трусах. — А то пироги остынут.

******

— А ты не охренел часом, Максим? — грозно рявкает с крыльца встречающий нас дядя Игорь. — за двадцать пять минут с Патриарших домчал, гонщик хренов. Я ведь не посмотрю, что ты жлоб возрастной, ремень достану и зад твой надеру.

— В бане веником сможешь оторваться, дед, — ухмыляется Максим и, легко взлетев по ступеням, сжимает родственника в объятиях. Тот ворчит, но внука в ответ обнимает, плотнее сжимая губы, чтобы не выдать улыбку. Любит дядя Игорь Максима, это видно. Трогательно, блин. Вон и мама расчувствовалась: на льва своего седовласого смотрит с обожанием и в умилением.

— Привет, мамуль, — чмокаю пахнущую пирогом щеку и скидываю шлепанцы с ног. — я соскучилась.

— А ты все сохнешь, Никуш, — озабоченно цокает языком мама, оглядывая меня с головы до пяток. — не ешь что ли совсем ничего?