— Тебе нужно поспать. А мне нужно ехать.

Лицо подвыпившей соблазнительницы мгновенно сменяется маской фурии, и Ни- ка поднимается на локтях.

— И ты туда же, Кэп. Да что, мать вашу со мной, не так? Меня, может, зрение подводит, и на самом деле я уродина? Почему никто не хочет заниматься со мной сексом?

ЭмДжея что ли дать ей подержать, чтобы оценила степень моего "не хочу". Так, стоп. Перематываем назад. Всмысле " никто не хочет"? Этот хорек ее, что ли, не трахает?

— А с парнем твоим ты разве…? — у меня от удивления дале голос сел

— Три месяца, — жалобно хнычет Бэмби, снова падая на подушки. — Три месяца и ничего.

Охх, тупой жалкий мудак. Это где ж такие берутся. Он не из Канады, случайно?

— Тогда зачем ты с ним? — вырывается из меня, потому что я правда не понимаю. Да она же охрененная. Красивая, сексуальная, забавная. Для чего такой бомбе вялый валенок?

— Он хороший, умный и собранный. А я такая… — Ни- ка морщит нос, совсем как дед Игорь, когда говорит о женщинах, — безалаберная. Вечно меня на всяких плохишей тянет…то диджей, то автогонщик. Хочу, чтобы в моей жизни было хоть что-то нормальное.

А пока я пытаюсь понять, что плохого в диджеях и автогонщиках, Бэмби сонно бормочет:

— Ты воплощение всего, от чего мне надо держаться подальше, Кэп. Но у тебя такая красивая улыбка…и задница выше всяких похвал. — и уже через секунду раздается ее мерное посыпывание.

Бэмби снова уснула, оставив меня наедине с недоумением и мучительным стояком.

Я в течение минуты смотрю как она мило сопит, наполняя комнату ароматом жасмина и текилы, после чего со вздохом отворачиваюсь и, щелкнув выключателем, плетусь к входной двери. Была мысль остаться у нее на диване, но у меня дома дел по горло: почистить зубы, посмотреть матч между Рапторс и Голден Стейт, позвонить бате по ФейсТайм, подрочить.

Ника

Ненавижу ремонтные работы в Москве. Какого черта им нужно постоянно долбить асфальт и перекладывать заново плитку? Еще и в воскресенье. Осторожно открываю один глаз, а затем второй. Поддается с трудом, словно его облили клеем. Смотрю в потолок. Кружится. И шума за окном, как выясняется нет. Строительные работы идут в моей черепной коробке: отбойные молотки долбят виски, вызывая желание застонать и закрыть уши, а еще есть ощущение, что кто-то из рабочих грызет семечки, сплевывая шелуху прямиком мне в мозг.

Пытаюсь облизнуть пересохшие губы, но не выходит: язык словно прибили гвоздем к небу. Во мне точно орудует какая-то бригада неумех. Одна за другой ставлю ноги на пол и поднимаюсь. Лицо моего голосистого голубоглазого Иисуса с постера дребезжит и расплывается. По традиции салютую Джареду пальцами-галочкой и топаю на кухню. Вливаю в себя газированный Архыз, пока стенки желудка не начинает саднить и, собравшись духом, подхожу к зеркалу.

Ох, твою…Любовь Ивлееву. Вот это лицо. Это сколько ж я вчера выпила, если не смыла косметику. Это ведь мое бьюти-табу. Кэп прав, сейчас я и, правда, похожа на оленя. Ветвистые рога из спутанных волос и черные пятна вместо глаз. Как я вообще до дома добралась?

Память упрямо отказывается мне подчиняться, обрываясь на последнем связном воспоминании: охрипший баритон Кэпа, его ладонь, сжимающая мою грудь и то, как я позорно кончаю на его выдающемся стояке. И это чертово обещание: тумбочка, стиральная машина, стена, кровать, от которого даже несмотря на похмельный раздрай, у меня мгновенно влажнеет белье.