— Ты чего… делаешь… здесь? — смотрю на вышитый логотип на футболке Максима, потому что мне становится стыдно за свой зареванный вид. — Ты вроде водкой должен в дюти-фри сейчас тариться.

Его взгляд я чувствую на лице также отчетливо, как если бы он водил по нему пальцем.

— Я сегодня никуда не лечу.

В голове начинают звучать вступительные аккорды It must have been love(композиция группы Roxette, саундтрек к Красотке-прим. автора) путая мысли, и я невольно вцепляюсь в бахрому наспех натянутых джинсовых шорт, словно они могут помочь удержаться в реальности.

— Почему не летишь?

— Потому что контрабандист из меня получился херовый, и потому что канаты мешают.

От удивления я поднимаю глаза, встречаясь искрящейся темно-зеленой радужкой в обрамлении густых ресниц. Это сленг, что ли, какой-то? О чем он говорит?

— Какие еще канаты? — мой голос тихий и глухой. Сутки непрекращающихся слез все же не проходят даром.

Максим касается ладонью левой половины груди и дергает губы в тихой улыбке.

— Канаты, которые вот здесь.

Roxette прибавляет громкость, а солнечный свет надежды в отсыревшей груди расцветает так, что начинает слепить. Он на сердце сейчас указывает? Подразумевает то, что я хочу, чтобы он подразумевал?

— Я не совсем понимаю, что ты хочешь сказать, Максим, — деловито втягиваю в нос жидкие остатки недавней истерики. Женская интуиция безошибочно подсказывает, что сейчас преимущество на моей стороне, и я могу позволить себе побыть заносчивой стервой.

— Я хочу, чтобы ты стала моей девушкой, Бэмби, — Максим шагает ко мне, так теперь помимо того, чтобы удерживать себя от желания намертво вцепится руками в его шею, мне приходится задирать голову, чтобы смотреть ему в глаза.

— Ты живешь в Нью — Йорке, а я в Москве, — продолжаю дерзко испытывать судьбу. — Утопично, ты так не считаешь?

— Нет, не считаю. Потому что ты сказала, что любишь меня. А я люблю тебя. Я просто охуеть как люблю тебя, Ни-ка. Главные производные сошлись, а остальное — решаемые обстоятельства.

Мари Фредрикссон(солистка Roxette — прим. автора) берет самую высокую ноту, а я как оглушенная смотрю на Максима, который, не моргая, смотрит на меня. Как будто не он только что произнес то самое слово на букву «Л», которое я так долго мечтала от него услышать. Которое отчаялась услышать, успев смириться с тем, что любовная карьера в моей жизни не задалась.

Он остался сказать, что любит меня, что ли? Профакал ради этого билет в Нью-Йорк? Скосплеил старика Ричарда Гира?

— А что будет дальше, Максим? — задаю свой финальный вопрос, мысленно умоляя, чтобы он ответил правильно. Чувствую себя работодателем, который всей душой болеет за понравившегося кандидата.

— Будет все, что ты захочешь, Бэмби, — скалится Кэп, — Подоконник, стремянка, походы в кино, знакомство с родителями… планов у меня на тебя куча. Не хочу тебя преждевременно пугать.

«Вы приняты! — счастливо пищит внутренний голос. — Договор о найме составлен сроком на восемьдесят пять лет и расторжению не подлежит»

— Ты хорошо подумал, Максим? — мой голос начинает дрожать, а глаза снова намокают. Потому что я уже сдалась, а сейчас все так прекрасно…потому что вот она, моя та самая сказка. И потому что Кэп только что подтвердил звание принца. — Обратного пути не будет, а ты еще можешь успеть на самолет.