Пригибаясь, он побежал по ложбине. Оба уцелевших десантника одновременно открыли огонь, перехлестнув механика очередями. Затем взорвалась самоходка. Рубку вспучило и разорвало по швам, пушку сорвало с креплений и воткнуло стволом в снег.

Из экипажа уцелел лишь лейтенант. Василий Дарькин наклонился над ним. «Язык» был необходим. Офицер ворочался на снегу и показывал на обгорелые сапоги.

— Хильфе, товарищ! Помогите…

Когда подоспела «тридцатьчетвёрка» Петра Бельченко, сержант Дарькин доложил:

— Ребята в Т-70 сгорели, и наш десантник тоже погиб. Зато фриц живой. Один из экипажа самоходки уцелел. Ноги, правда, сильно повреждены. Надо сапоги разрезать, по-другому их не стащишь.

Пока бойцы срезали затвердевшие от жара, изорванные осколками сапоги, Бельченко осматривал в бинокль окрестности. На дороге, не доезжая километров двух до холма, остановился лёгкий разведывательный танк Т-2. Из люка высунулся танкист и тоже стал наблюдать за холмом. На секунды взгляды старшего лейтенанта и немецкого танкиста встретились. Пётр сплюнул в снег и, выругавшись, приказал наводчику.

— Врежь по фашисту осколочным. Осмелел, сучонок.

Снаряд разорвался метрах в пятнадцати от немецкого танка.

— Разрешите ещё один снаряд, — попросил наводчик. — Я его, гада, добью.

— Пустое дело за два километра палить. Мы его и так пугнули. Сейчас смоется.

Действительно, Т-2 круто развернулся и торопливо покатил прочь. Для его тонкой брони были опасны даже осколки трёхдюймового снаряда.

Офицер-танкист с обгоревшими, пробитыми ногами, пытался что-то сказать, но боль и замутнённое сознание лишало его последних сил. Василий Дарькин накладывал повязку, немец дёргался и вскрикивал.

— Далеко ваши позиции? — наклонившись, спрашивал офицера Пётр Бельченко, немного говоривший по-немецки.

— Там, — неопределённо пробормотал лейтенант. — Нужен врач… сильная боль… морфий.

— Налейте ему водки.

Офицер с трудом проглотил граммов сто разбавленного спирта. Понимая, что от нужных ответов зависит его жизнь, сумел связать несколько фраз.

— Восемь километров к югу… пехотная рота, батарея лёгких пушек… ещё танки и «штурмгешютце».

— Сколько танков и самоходок?

— Много…

— Покажи направление.

Офицер с трудом поднял руку, показывая южное направление.

— Вот, гады, это же в нашем тылу!

Больше ничего от немецкого лейтенанта добиться не удалось. Василий Дарькин вгляделся в побледневшее лицо офицера, приложил ухо к расстёгнутому френчу.

— Товарищ лейтенант, кончается фриц. Крепко его приложило.

— Заберите документы. Долго торчать на этом холме опасно, самолёты могут налететь.

На броню «тридцатьчетвёрки» уложили погибшего бойца, погрузился десант во главе с Василием Дарькиным. Лёгкий танк Т-70 ещё догорал, останки экипажа достать возможности не было.

— Трогай помалу, — дал команду механику-водителю Пётр Бельченко. — Разведка ещё не закончилась.

Негромко отстучала короткая автоматная очередь. Один из десантников повесил ППШ за спину и пояснил:

— Не дай бог, оживёт фашист. Пусть рядом со своими валяется.

Остальные десантники промолчали. До заката Бельченко сумел отыскать позиции немецкого опорного пункта и уже в темноте докладывал капитану Шестакову: