— Бей, Саня! — кричал механик-водитель. — Он нас разнесёт!

Но у Кузовлева не оставалось времени объяснять товарищу, что не хватает угла наводки. И всё равно надо рискнуть.

Бронебойный снаряд весом полтора килограмма, летевший со скоростью 750 метров в секунду, ударил в верхний выступ брони над орудийной подушкой «штуги». Брызнул сноп искр, снаряд с воем отрикошетил вверх.

Все трое десантников спрыгнули в снег, а младший лейтенант лихорадочно загонял в ствол очередной снаряд.

— Ловите, сволочи! — срывал голос Саня, понимая, что выстрелить второй раз вряд ли успеет, а жизнь отсчитывает последние секунды — наводчик «штуги» стакого расстояния не промахнётся.

Механик-водитель выкрикивал что-то невнятное, выжимая до упора педаль газа. Подкалиберный снаряд, раскалённое вольфрамовое жало, пробил лобовую броню башни и тело маленького отважного лейтенанта Сани Кузовлева.

До последнего продолжая свой безнадёжный бой, он не почувствовал ни боли, ни страха, всё оборвалось мгновенно. Это была единственная награда за короткую и простую жизнь сельского парня, шагнувшего из детства прямиком на войну.

Саня не услышал обречённого крика своего друга, механика-водителя, заживо горевшего вместе с машиной. Вслепую выстрелила раскалившаяся от огня башенная «сорокапятка», выпустив снаряд, как салют гибнувшему экипажу. Он прошёл над самоходкой, заставив немецкого лейтенанта выстрелить ещё один раз в упрямый русский танк.

Внутри машины детонировали фугасные снаряды, вышибая люки. Вспыхнул бензобак, выстилая над склоном маслянистый шлейф дыма. Один из десантников, не выдержав, побежал — его опрокинула пулемётная очередь. Двое других медленно отползали по снегу.

Развернув «тридцатьчетвёрку», снизу вёл огонь лейтенант Пётр Бельченко. Его трёхдюймовая пушка пробивала на полкилометра броню толщиной 70 миллиметров, и немецкий лейтенант, командир «штуги», отчётливо понимал опасность, которая грозила экипажу.

Очередная болванка снесла мёрзлый гребень бруствера и ударила по броне, встряхнув машину массой 24 тонны. Заряжающего отбросило на контуженного наводчика, который лежал запрокинув голову — из носа и ушей сочилась кровь.

Мощности короткоствольной пушки не хватало, чтобы на равных вести поединок с русской «тридцатьчетвёркой». У немецкого лейтенанта оставались в запасе два кумулятивных снаряда. Они наверняка пробьют броню Т-34 и подожгут танк.

Но сделать это было не просто. Русские снаряды и дым от горящего танка не давали как следует прицелиться. Капонир защищал «штугу», но тоже ограничивал видимость. Между тем, очередной снаряд снизу, осколочно-фугасный, разнёс бруствер и обрушил на самоходку груду мёрзлой земли и снега.

— Вилли, — приказал лейтенант ефрейтору из экипажа. — Возьми лопату и расчисти сектор стрельбы. Быстрее!

Ефрейтор вылез наружу, с тоской взглянув на бескрайнюю русскую степь. Здесь когда-то бесследно исчезла огромная армия Наполеона, а их бронированная машина — всего лишь песчинка среди заснеженной равнины. Снаряд пронеся рядом, опрокинув волной сжатого как резина воздуха двадцатилетнего ефрейтора Вилли.