– Боевые вы здесь хлопцы, я смотрю, – сказал Минаев, протягивая ему портсигар. – И парочку про запас можешь взять…
– Благодарствуйте, дяденька. – Стах сунул одну трофейную сигарету в рот, а две хозяйственно заложил за уши.
– У вас что, какая-то организация была? – спросил Минаев, поднося ему зажигалку. – Пионеры в подполье?
– Та ни, – сказал Стах. – Какая организация? Так, шкодили по мелочам, когда удобный случай подворачивался. Да и пионеров у нас нет никого. Мы четверо в третий класс перешли, где в пионеры принимали, аккурат перед самой войной, а остальные были и вовсе малышня, так читать-писать и не выучились…
– Ну, все равно, – сказал Минаев, явно настроившийся по милой следовательской привычке втянуть пацана в пустую болтовню, прежде чем перейти к серьезному разговору. – Будет что батьке рассказать, когда вернется. Ведь веришь, что вернется?
– Верю. – Глаза Стаха упрямо сверкнули из-под отросшей, кое-как подкромсанной челки. – И мамка верит. Вернулся ж Алесь Гнатюк, а они с батькой в один день в армию уходили. Батька у меня везучий…
Может и вернуться, подумал я. Письма, даже если жив и воюет, посылать, понятно, на оккупированную территорию не мог. Вообще вариантов тут много: мог и сгинуть в шальном бардаке первых месяцев войны, мог выйти из окружения и воюет сейчас где-нибудь. И для окружения есть вариант – или пошел в партизаны, или подался в примаки к одинокой молодушке вроде Катри. Кого-то из таких немцы забрали, но многие ухитрились просидеть за печкой до прихода наших, иные бороды лопатой отрастили, чтобы перед немцами пожилыми казаться. Только полевые военкоматы их гребли под метелку, и правильно: мы воевали, а они, такую же присягу дававшие, за бабьей юбкой хоронились.
Даже если и попал в плен, и тут есть три варианта: либо сгинул там, либо жив‑прозябает, либо бежал и к партизанам прибился – иные, нам замполит говорил, аж во Франции и в Италии, или еще где за границей…
– Вот и молодец, что веришь, – сказал Минаев, притоптав окурок. – Ну а теперь давай о делах. Поговорим про сержанта. Вы его нашли у реки, вы к старшему лейтенанту тут же прибежали – опять-таки молодцы…
– Хороший был дядька, жалко, – сказал Стах с непритворным сожалением. – Веселый, табачку давал, разрешал даже ваш танк потрогать и на него залезть ненадолго…
– Только вот такое дело, Стах… – сказал Минаев (и я понял по его вроде бы безразличному тону и простецкому лицу, что начинается допрос с подковырочками). – Кое в чем, что ты рассказал, концы с концами никак не сходятся, уж извини…
– Это где же? – Я видел, что мальчишка мгновенно насторожился.
Минаев продолжал ровным голосом, в котором не было ни угрозы, ни нажима:
– А вот хотя бы… В самом начале, когда вы за ними подсматривать пошли. Кстати, нехорошо чуточку поступили, а?
– А кто его знает, – сказал Стах, насупясь. – Так уж исстари заведено, не нами придумано. В старые времена было еще почище. Не только мальчишки – очень даже взрослые парни ходили за девками подглядывать, когда те купались. Я сам слышал, как дед Касьян рассказывал. В старые ж времена девки купались… совершенно безо всего, как… – Он осекся, замолчал.