– Совершенно с вами согласен, – кивнул следователь. – Я за ним тоже наблюдал, и держался он в точности так, как вы только что описали. Итак… Поскольку есть показания двух независимых свидетелей, не подлежит сомнению, что красотка нам беззастенчиво лгала и сержант был пьян, скажем так, умеренно. Вот только этот факт ничего не проясняет, наоборот, еще больше запутывает. В этой истории есть два темных места: неизвестно, как именно девушка рассталась с сержантом и почему мальчишки ни свет ни заря побежали к тому месту. Есть подозрение: то ли в одном из этих темных мест, то ли в обоих и прячется ключик. Ладно, остается еще вскрытие, посмотрим… А теперь вот что, старший лейтенант. Вы здесь, назовем вещи своими именами, бьете баклуши, поскольку обстоятельства благоприятствуют. Лично вам придется отбросить безделье и немного для меня поработать. Что я имею в виду? Я мальчишке нисколечко не соврал: человек я городской, но случалось не раз жить в деревнях. И кое-какие деревенские нравы мне прекрасно известны. Все бабы – ну, большая их часть – любят почесать языками, посплетничать. Однако в деревне всегда есть, можно так сказать, профессиональная сплетница. Которая этим прямо-таки живет, говоря казенным языком, сбор информации, ее распространение прямо-таки в ремесло превратила. На Смоленщине я даже поговорку слышал: «Нет кузницы без молота, а деревни – без бабы-сплетницы». Вы деревенский, что скажете?
– Совершенно с вами согласен, – сказал я. – Деревня, откуда я родом, большая, под сотню дворов, и таких, как вы говорите, профессиональных было целых три. Всё обо всех знали, всё, что ни случалось в деревне, начиная от мелочи и кончая чем-то серьезнее, мимо них не проходило. Такое впечатление, что могли в избы заглядывать сквозь стены, будто рентгеном…
– Ну, тогда вы меня прекрасно понимаете, – сказал Минаев. – Деревушка эта маленькая, но уж одна сплетница наверняка найдется. Отыщите ее. Вам для этого даже не придется самому рыскать по деревне доморощенным майором Прониным – попросту поговорите по душам с вашей хозяйкой. У вас ведь с ней хорошие отношения? (Он это произнес самым обычным тоном, но, судя по глазам, прекрасно понимал, что у нас с Катрей за отношения.)
– Неплохие, – сказал я, сохраняя самое равнодушное выражение лица.
– А лучше всего поговорите еще и с участковым. Он местный, здесь прожил всю сознательную жизнь, разве что исключая два года Гражданской и три года в партизанском отряде. И милиционер, мне в районе сказали, хороший, хваткий, с чутьем и мозгами. Уж он-то должен прекрасно знать такую бабу. Не торопитесь. Сейчас о случившемся мало кто знает, но этак к полудню, не сомневаюсь, знать будет вся деревня. И пойдут разговоры, и зашмыгает по дворам сплетница как пить дать. Выждите дня три, а потом возьмитесь за нее вместе с участковым. Как у вас с ним отношения?
– Да вроде нормальные сложились.
– Тем лучше. Пусть она вам выложит все, что за эти три дня узнала. Время вас не поджимает – в штабе полка говорят, что стоять вам здесь еще неделю, если не больше. Зыбкий шанс на успех, но использовать его нужно – не раз этот метод помогал. – Он прищурился: – А я, со своей стороны, словом офицера обещаю: если дадите какие-то конкретные результаты, которые помогут раскрыть дело, я приложу все силы, чтобы свести к минимуму ваши неприятности – а они, сами понимаете, вам грозят отнюдь не пустяковые… – Он скупо усмехнулся. – Вам ведь как командиру, пусть всего лишь взвода, пришлось написать немало донесений и рапортов. Мы тут все офицеры, к писанине привычны и, между нами говоря, прекрасно знаем: можно написать так, а можно и этак. Речь не идет об умышленном сокрытии какой-то правды, но вот подать эту правду можно по-всякому… Что скажете?