– Постой, Катрусь, – сказал я. – Что-то тут концы с концами не сходятся. Ладно, река – дурное место. Бывают такие, наслышан (не стал добавлять, что сам я в них не верю). – Но рыбку-то ты сегодня уплетала за обе щеки и ушицу нахваливала… Нескладушки получаются, как хочешь.

– Ох, Рыгор… – вздохнула Катря и продолжала тоном взрослой женщины, удрученной непонятливостью карапуза-несмышленыша: – Это ж две разные справы[8] – река и рыба. Река – одна, а рыба – совсем другая справа. Вы – люди здесь чужие, военные, сегодня здесь, а завтра за тридесять земель. Для вас рыбалка, смотришь, и обойдется. И ведь обошлась же…

– Ах, вот какие здесь тонкости, – сказал я. – Буду знать. Выходит, и второй раз смогу пойти порыбачить?

Я не стал уточнять, что вторая рыбалка часиков через несколько как раз и состоится – разве что без меня и не вполне обычным способом.

– Мусить[9], и можешь, – сказала она, подумав. – Там, где раз обошлось, может и второй раз обойтись. А может и не обойтись, чтоб ты знал. Дурное ж место…

– Меня дурными местами не запугаешь, – ответил я без всякой рисовки. – Повидал, ага. Было такое место, ты о нем наверняка и не слышала, называется – Курская дуга. Вот уж место – дурнее некуда. Был я там. И ушел не просто живым и целехоньким, а даже с орденом. И еще парочку дурных мест прошел без всякого для себя ущерба.

И ведь не врал нисколечко. Знаете, что самое смешное? Ага, смешное, если разобраться. За три с лишним года войны два раза легко ранен, и оба раза не в крупных сражениях вроде Курской дуги, а в относительно мелких боях. То ли смешно, то ли чуточку обидно – словно кирпич на тебя с крыши упал. На Курской дуге, правда, горел – но мы все благополучно выскочили и успели первыми перестрелять экипаж нами же подбитой «Пантеры». А вторую «Пантеру», ту, что нас подбила, подожгла случившаяся рядом «тридцатьчетверка», и она не успела нас из пулемета срезать, как явно собиралась, разворачивалась уже…

Катря подумала немного и заключила:

– Я так понимаю, это все были ваши военные дела? Ну вот, а тут совсем другое, обернуться может и так и этак…

– Как говорится, не умирай прежде смерти, – ответил я, и тут в голову пришла совершенно другая мысль. – Слушай, Катрусь… А как же ваша Алеся дурного места не боится? Столько времени на речке проводит, что и речку в честь нее перекрестили? – И постарался как можно точнее передать ее интонацию: – А может, знает что?

– Да просто она такая… отчаянная, – ответила Катря, определенно помедлив. – Вот и сходит с рук многое…

– Ну, значит, и мне сойдет, когда пойду второй раз рыбачить, – заключил я. – Я ведь тоже отчаянный, верно тебе говорю. Дурное там место или нет, а рыбалка отличная…

– Давай про что-нибудь другое, повеселее? – предложила Катря. – Все вы отчаянные, пока жареный петух в темечко не клюнет… Нет, правда, давай про веселое? Послезавтра на деревне свадьба. Первая свадьба с мая сорок первого. Стефа Бобренок такая счастливая ходит… – В ее голосе явственно прозвучала грусть. – Алесь Гнатюк с войны насовсем вернулся, жив‑здоров, хоть руку и оторвало. У них еще перед войной любовь была…