Солнце, медленно разбухая, из оранжевого слитка превращалось в багровый шар. На его пути плавился небосвод, ползли темно-красные потеки, поджигая темный край земли.

Леся с растущей тревогой поглядывала на мрачного витязя. Он несся на фоне зловеще багрового неба, залитый недобрым цветом пролитой крови, загадочный и молчаливый, как сама смерть. Конь тоже стал розовым, будто вынырнул из озера крови. Пусть кровь стряхнуло ветром, но оттенок остался, даже запах…

Она потянула ноздрями. Запах крови стал отчетливее. Копыта гремели зло и неумолимо, впереди возникла невысокая гряда, закрывая то, что ждет впереди.

— Добрыня! — вскрикнула она тревожно. — Что там?

Ветер унес ее слова, а витязь мчался сквозь красный мир все такой же неподвижный, словно скала двигалась сквозь багровый мир огня и крови. Она прокричала снова, тонко и отчаянно, даже его конь тряхнул ухом, словно сбрасывал слепня, наконец и Добрыня повернул к ней голову. Красные сполохи метались по лицу, как языки адского пламени.

Слова застыли у Леси в горле. На нее смотрели глаза… если не мертвеца, то человека, что уже стоит на грани двух миров.

— Река, — ответил он мрачно, голос прозвучал подобно грому. — Просто река.

Кони с разбегу вбежали на каменную гряду. У Леси остановилось дыхание. В каменных берегах бесшумно и страшно двигалась река. Темная как смоль, тяжелая, она передвигалась подобно лаве, без привычных волн, а каменные борта удерживали ее, не давая раскатить волны по всему миру.

— Боги, — прошептала Леся. — Что это?

Добрыня, сам темный и мрачный, как порождение этого мира, повернул коня. Леся, прикусив язык, поехала следом вдоль берега. От звона подков по телу бежали мурашки.

Темная изба показалась Лесе огромным камнем, поросшим зеленым мхом. Стены вросли в землю по самые окна, и снова Леся ощутила непонятный страх. Под копытами стучит цельный камень, что за избушка такая…

Между избушкой и темным краем воды багровый свет, словно отсвет заката. Развешанные на шестах сети бросали причудливые тени на темно-красную землю. Добрыне показалось, что нити слишком тонкие, — что за рыбу ловят, почему поблескивают, словно из металла, — но Леся тихонько вскрикнула, ее дрожащий палец вытянулся вперед.

Издали фигура человека у костра показалась тоже высеченной из камня. Добрыня рассмотрел массивного старика. Тот сидел перед чугунным котлом таких размеров, где можно варить целиком быка. Добрыня огляделся, где еще люди, где много людей, но берег пуст, везде запустение. Старик явно живет в одиночестве. Не глядя на приближающихся всадников, неторопливо помешивал в чугунном котле ковшиком на длинной ручке. Запах поднимался странноватый, и не столько рыбный, сколько мясной.

Небо на западе уже стало цвета княжеского плаща. Земля потемнела, а вода теперь выглядела как застывшая темная смола. Старик не поднял головы, а когда поднял ковшик, в нем кипело, брызгало. Добрыня вздрогнул и застыл: старик вдруг распахнул пасть, куда пролезла бы овца, вылил из ковша, довольно почавкал, буркнул, не поднимая головы:

— Перевоз? Завтра.