Полицейские с восторгом глядели на знаменитого сыщика, игравшего горою мышц. Соколов перекинул ноги в колодец и, опираясь на вбитые в стены скобы, начал спускаться вниз. Головы присутствующих, как по команде, отразились на свинцовой поверхности воды. Все с напряжённым вниманием следили за гением сыска. Вниз порой срывались щепки, и тогда на поверхности разбегались круги.
Соколов достиг воды. Мёртвое тело словно ожило, заколебалось. Сыщик, отстранив труп, осторожно встал на дно. Вода дошла почти до подбородка. Соколов крикнул, и гулкий звук пошел наверх:
— Брр! Не шибко тут жарко. Швыряй конец!
Сверху сбросили толстую веревку с затянутой петлей.
Соколов поймал петлю, продел в нее ноги утопленницы. Крикнул, и гулкий звук полетел к небу:
— Тяни! — и сам стал помогать, приподнимая из воды тело.
Разбухшее тело медленно поползло пятками вверх. Изо рта и с одежды вниз полились тонкие струйки воды.
Полицейские перекинули конец веревки через колодезный ворот и без сложностей выволокли мёртвую из колодца.
Когда Соколов, изрядно замёрзший, выбрался наружу, Распутин протянул ему широкую простыню. Сыщик с профессиональным любопытством взглянул на тело.
Женщина была одета в домашнее шёлковое платье, на шее висел золотой кулон. Шёлковые чулки на коленях были разорваны. Утопленница бессмысленно уставилась мутными полуоткрытыми глазами в голубую прозрачность неба.
Фон Менгден устанавливал фотографическую аппаратуру.
Распутин с болезненным вниманием вглядывался в черты покойной. Он вдруг смертельно побледнел и с ужасом прохрипел:
— Ай, ведь это Эмилия!.. — и коснеющей рукой стал мелко креститься.
Маститый доктор Григорий Павловский, едва взглянув на то, что ещё недавно блистало молодостью и красотой, а теперь разбухло безобразным уродством, уверенно заявил, адресуясь лишь к Соколову:
— Судя по наружным признакам, смерть наступила дней семь-восемь назад. Глядите на кожу ладонных поверхностей, — он поднял руку погибшей, — типичная «кисть прачки». Что ж, сделаем наружный осмотр тела. — К фотографу: — Вадим Евстафьевич, не возражаете?
Барон фон Менгден, элегантно стройный и дистрофично сухощавый, в неизменном галифе, согласно кивнул головой:
— У меня всё в порядке!
Павловский приказал полицейским:
— Разденьте покойную.
Был составлен протокол наружного осмотра тела, фотограф сделал снимки.
Павловский сказал полицейским:
— Отправляйте труп в морг. — И к Соколову, которого полюбил ещё по совместной службе в полиции: — Догадываюсь, что работа нужна срочная?
Соколов утвердительно качнул головой.
— Сегодня будем работать всю ночь, сделаем вскрытие и микроскопическое исследование — всё, как положено. Позволите раскланяться?
Соколов восхищался добросовестностью этого талантливого человека.
На Котельнической набережной остановили какого-то приезжего крестьянина, погрузили труп, накрыли простыней и отправили в полицейский морг — на Скобелевскую площадь, к Лукичу. Это был знаменитый смотритель морга, за деньги нетрезвой публике показывавший знаменитых покойников в чём мать родила.
Распутин подошёл к Соколову, обнял его, сквозь слёзы проговорил: